Ожерелье вечности

Тем же самым порядком все молча вернулись на место стоянки. При этом Николай старательно следил за безопасностью Мани и несколько раз удачно успевал ей помочь, поддерживая, чем заслужил её благодарный взгляд. Разговаривать почему-то не хотелось — перед глазами ещё стояли картины из пещеры и уснуть поэтому не получилось сразу. Тогда Николай попросил Голду, свернувшуюся клубочком неподалёку от Мани, чтобы она рассказала о морских людях, как часто они появляются в своём так называемом музее. Голда рассказала, что они хорошо видят в темноте, поэтому появляются, когда им это заблагорассудится. Но, приводя сюда своих детёнышей, хотят, чтобы те увидели всё в натуральном цвете и ждут восхода Светила, которое через отверстия в потолке даёт достаточно света для этого. Они могут дышать воздухом ограниченное время в случае необходимости, общаются друг с другом при помощи ультразвуков, не воспринимаемых человеческим ухом. Вход в пещеру производится через бассейн в первом зале, а на вход под водопадом наложено заклятие, отпугивающее непрошеных визитёров, действующее до сих пор безотказно. Голда, пока была жива, успела поработать над заклятием, ослабив его действие. Теперь человек мог испытывать только большой страх при входе, а не безотчётный ужас, заставляющий бежать прочь от этого места.

— Смелым людям вроде вас посещение пещеры не принесёт никакого вреда, а может быть, даже некоторую пользу, — сказала она и хихикнула. Это было последнее, что услышал Николай, засыпая.

Утро было ясным и прохладным. Маня давно уже проснулась, но не хотелось вылезать из тёплого местечка, нагретого за ночь. Невидимые птицы наполняли гомоном воздух, иногда даже заглушая шум близких волн. Сосны вели вокруг свой несмолкаемый разговор. Костёр давно прогорел и пепел потихоньку разметался ветерком. Дядя Лукас немного прихрапывал во сне. Мане хорошо было видно лицо спящего Николая. Она с нежностью смотрела на него, любуясь чёткой линией мужественных бровей, разметавшимися волосами, темноту которых подчёркивали несколько седых прядок на висках. Губы, обычно такие решительные, сейчас были расслаблены и придавали лицу умиротворённость. Маня невольно подумала, как изменился Николай за эти несколько недель. Из рафинированного горожанина, неспособного позаботиться о самом себе и озабоченного только самим собой он постепенно превратился в мужественного, сильного, способного защитить и нести ответственность за свои поступки мужчину. Тут она вспомнила Бабаню, и слёзы заставили её зажмуриться. Бедная бабушка тоже, наверное, очень переживала, не имея вестей о внучке. Её неизменная доброта и забота, воспринимаемая раньше как нечто само собой разумеющееся, оказалось, была необходима Мане, как воздух. Ну что ж, видно, пришла пора становиться взрослой и заботиться о себе самой. Проплакавшись, Маня открыла глаза и увидела, что Николай смотрит на неё с тревогой.

— Маня, ты приболела? Что случилось, милая?

Его сочувствие только усугубило расстройство и, с трудом выговаривая сквозь плач слова, Маня рассказала ему о причине своих слёз. Николай, встав со своего места, приблизился к Мане, прилёг рядом, приобнял её и, целуя в лоб, стал её успокаивать:

— Ну, малыш, не плачь. Мы сделаем так, чтобы она была с нами, не переживай.

Мане было так тепло и уютно в его объятиях, что слёзы высохли. Надежда на то, что Бабаня скоро будет рядом и в безопасности, утешила её. Его волосы щекотали лицо, а ощущение его губ на лбу вдруг показалось лишним и неловким. Он почувствовал перемену её настроения, заглянул ей в глаза, прикоснулся пальцем к оставшейся слезинке, посмотрел, как она маленьким бриллиантом переливается на свету, и вдруг его пронзило ощущение счастья. Ничего больше не нужно ему — только держать в объятиях свою любимую женщину, дарить ей себя всего, не требуя ничего взамен. Душа его воспарила, даря ощущение невыразимого наслаждения… Из задумчивости его вывело деликатное покашливание Лукаса, который уже пытался разжечь костёр, чтобы приготовить завтрак. Николай с сожалением оторвался от Мани, чмокнув напоследок её в нос, чем вызвал краску на её лице. Позавтракав, они отправились в хижину, чтобы исполнить своё обещание. Маня и Николай оставались снаружи в тягостном молчании, пока Лукас осторожно перекладывал останки несчастной в холстину. В пещере, в том месте, где указало привидение, они вырыли могилу, стараясь не повредить куст пышных роз и, когда они положили останки в неё, лепестки осыпались, укрыв бедную Голду розовым покрывалом. Маня прочитала заупокойную молитву с большим чувством и уже во второй раз с утра всплакнула. Они заровняли место захоронения, чтобы не осталось следов. И Николай, оглядывая при свете дня новоявленный склеп, сказал:

— Пусть тело твоё упокоится, Голда. Место ты выбрала очень красивое, но если и здесь заскучает твоя душенька, приходи к нам, мы найдём, чем тебя развлечь, будь уверена. Спасибо тебе за всё. Прощай.