Ожерелья Джехангира

Люблю Сосну, люблю ее мутноватые, суетливые воды, крутые извивы среди белых яров, золотистую россыпь песка, кудрявые заросли ракит, зеленую глушь луговой поймы. Люблю смотреть, как мчится она среди замерших в сонной дреме цветущих колосистых полей.

Когда я учился в десятилетке, мы часто проводили ночи у Сосны. Николай увлекался донками с колокольчиками. Каждый колокольчик у него звенел по-своему; один тинькал синичкой, другой заливался жаворонком, третий дребезжал старой сорокой. Не было для Николая более сладкой музыки, более целебного отдыха, чем слушать в воскресенье после трудовых смен ночные трели, посылаемые подводными музыкантами.

…Синяя роса покрыла траву. Крестьяне загнали по хлевам скотину. Лишь девичьи голоса вызванивали на лугу заливистые частушки да лихо пиликала гармошка. Перепелки во ржи уговаривали всех: «спать пора, спать пора». Наконец молодежь разбрелась по хатам. Над Сосной белым туманом легла влажная предвосходная тишина.

Мы сидели с Николаем у копны сена, ждали, когда запоет хор колокольчиков. Чуть-чуть порозовел восток. В кустах встрепенулась какая-то птичка. Поблескивая росой, безмолвно и печально висели на лесках поникшие колокольчики. Безмолвно и печально дремали мы над мертвой рекой.

— Так и знал, что ничего не поймаем, — сказал брат, сматывая удочки, и вздохнул. — А помнишь раньше?

Да, я хорошо помню ночную рыбалку на Сосне. Помню, как мы сажали в плетеный садок голавлей, сазанов, падустов. Помню, как Николай безошибочно угадывал по звону колокольчиков, какая рыба теребит насадку. Помню фонтаны брызг, вылетающие из-под хвостов.

А потом какой-то завод опустил в Сосну цистерну кислоты. Бабы ловили уснувшую, квелую рыбу юбками и волокли на базар. С той поры по Сосне уже не гуляют табуны резвящихся жерехов.

На следующий день я снова пошел к реке. У канализационного потока, текущего из-под городской ТЭЦ, толпились мужчины. Кто-то пустил слух, что здесь хорошо ловятся сазаны, и со всего города к электростанции спешили рыболовы: ехали на автобусах, на машинах, на велосипедах, плыли на лодках и просто бежали на своих двоих. Мишка Колдун так тот выкопал в береговом обрыве землянку и жил там круглые сутки, карауля свои донки и «счастливое место», где стояла у него прикормка из подсолнечных жмыхов. Сазаны, привлеченные теплыми струями, действительно брались на пшеницу, но очень редко и некрупные. Они брались до тех пор, пока электростанция не начала спускать в Сосну какую-то гадость (вероятно, реактивы для промывки котлов). От этой гадости кверху брюхом всплыли мальки.

Я стоял на берегу Сосны, а думалось о судьбе сибирских рек. Горнорудная, металлургическая, нефтяная, химическая, лесообрабатывающая промышленность могучей поступью шагает сейчас по Сибири. Под их всесокрушающим натиском все дальше в глубь тайги убегают ленки, хариусы, таймени.

Всем известно, что фабрики и заводы — самые злостные браконьеры, погубившие жизнь во многих водоемах. К горькому стыду, мы пока не можем гордиться по-настоящему заботливым, по-настоящему любовным отношением к природе. Надо создать такую государственную службу «здоровья и чистых вод», чтобы она была наделена необходимыми правами и полномочиями вплоть до закрытия предприятий, наносящих вред природе, а следовательно, человеку. Перед каждым канализационным потоком нужно поставить санитарные и биологические кордоны, проверяющие безопасность отходов. Нужно разработать такие меры и законы, чтоб ни один директор, ни один председатель колхоза не посмел осквернять водоемы. Пока еще не поздно. Пока еще рыбные богатства можно восстановить.

Особенно не везет речным великанам. Когда-то Л. П. Сабанеев писал, что пироги с североуральским тайменем — верх гастрономического совершенства. Ныне же таймени на Урале — исторические воспоминания. Мало стало его на Алтае, в Хакассии и Туве. Быстро исчезает он и в Северном Енисее. Над сибирским тайменем нависла угроза истребления. В нашей большой и богатой стране нет ни одного завода, который занимался бы выращиванием молоди тайменя. Браконьеры орудуют по всей Сибири безнаказанно: перегораживают речки заездками, заколками, всевозможными ловушками.

Непостижимо страшный вред нанесли и наносят сибирской рыбе алмазодобывающие предприятия, Только работники Амакинской экспедиции (конечно, не без ведома ее руководителей и партийных комитетов) начиная с 1963 года нацело перегородили сплошными заборами заездков многие притоки Анабара. Даже были попытки перегородить сам Анабар.

Для постройки плотин-ловушек браконьеры пускают бульдозеры, вездеходы, самосвалы, автоматические пилы, взрывчатку, металлические сети, предназначенные для обогащения алмазов. Разве может выжить рыба перед натиском неуемной жадности и грозной техники! И, что особенно горько, особенно трагично, выловленный такими способами «продукт» принимают для продажи государственные магазины.