Ожидайте перемен к лучшему

Сережа улыбнулся и кивнул. Он разглядел ручеек, впадающий в озеро, и очень было интересно: откуда он вытекает? Он пошел вдоль ручейка, который то терялся в траве, то появлялся снова, словно тонкая серебристая лента. Скоро он вышел к самому источнику, аккуратно и заботливо кем-то обустроенному. Вода вытекала из трубы, вроде водопроводной, только пошире немного, и вокруг все камнями обложено… Сережа подставил руки под ледяную струю и с наслаждением напился.

Переливая воду в ладонях, он слышал, как в ручье тихо-тихо звенят хрустальные колокольчики, словно смеются. Он складывал руки ковшиком и пытался отнести воду маме с папой, поделиться ею как чудом, как сокровищем, но стоило отойти от родника на несколько шагов, как волшебные звуки исчезали и вода становилась самой обыкновенной, утекала сквозь пальцы.

Они уходили с озера, когда уже вечерело. Лучи закатного солнца окрасили облака золотым и алым цветом, отражаясь в зеркальной глади, и темные старые сосны стояли вокруг, словно часовые. Сережа прислушался, и ему вдруг показалось, что из глубины озера слышится тихий колокольный звон. Совсем как в деревенской церкви в Ломановке… Там всегда звонили по воскресеньям. Мама говорила, что это все мракобесие, бредни необразованных старушек, и верно – только старушки и собирались. Они все время кланялись, смешно махали перед лицом пальцами, сложенными щепоткой, и шептали скороговоркой какие-то слова, будто баловались нарочно. В общем, было непонятно, зато колокольный звон Сереже очень понравился. Глубокий такой, торжественный… «Малиновый», как говорила соседка Марья Степановна. Непонятно было, при чем тут малина, но все равно красиво.

А вот сейчас сквозь толщу воды неслись такие же звуки – приглушенные, но вполне явственные. Сережа подумал: а может, там тоже церковь? Он хотел было спросить у мамы с папой, но, посмотрев на них, сразу понял – никаких звуков они не слышат. Интересно, почему бы это?

Этот день он запомнит надолго, и часто еще потом в мыслях будет возвращаться сюда, на берег чистого лесного озера, – до тех пор, пока не потеряет возможность думать, не впадет в бессмысленное полурастительное состояние.

Но это будет еще не скоро, а пока Сережа, как и все его сверстники, первого сентября пошел в школу. По улицам шли дети с букетами гладиолусов и взволнованные, принаряженные родители. Осенние листья, кружась, осыпались, ложась под ноги праздничным золотым ковром. Если поддевать их ногами, они так приятно шуршат, но мама идет рядом и дергает за рукав:

– Поднимай ноги, не шаркай!

Школа не произвела на Сережу особого впечатления. Он даже не понимал поначалу, зачем столько детей собрали в одном здании, усадили за парты и теперь велят сидеть смирно, не шевелясь, от звонка до звонка, а если встать или заговорить с соседом – ругают и грозят вызвать родителей. Потом привык, и учительница даже ставила его в пример другим:

– Вот посмотрите, какой спокойный мальчик!

На самом деле Сережа вовсе не был спокойным. Рисовать палочки в тетрадке и читать по слогам «Ма-ма мы-ла pa-му» было ужасно скучно. Вынужденная неподвижность тяготила, висла гирями по рукам и ногам, и в какой-то момент он научился уходить, выбираться из своего тела, оставляя его в классе, как сброшенную одежду. Поначалу очень интересно было смотреть на себя со стороны… Потом Сережа осмелел понемногу и начал уходить все дальше и дальше. Главное – успеть вернуться за секунду до того, как окликнут или вызовут к доске. Это было совсем несложно, потому что время для него в таком состоянии текло совершенно по-другому, и казалось, что все остальные двигаются в таком за-мед-лен-ном темпе, словно рыбы-телескопы в аквариуме.

Учился Сережа легко. Стоило посмотреть на страницу учебника, и слова сразу врезались в память. Даже странно было – почему другим приходится тратить на это так много времени? Как им только не жалко его?

Играть с другими детьми он тоже не любил. Они все время шумели, кричали, дрались или выменивали друг у друга всякую дребедень вроде марок или значков. Сережа видел, как трепещут в воздухе радужные оболочки, окружающие их тела; видел, как они меняют цвет от агрессивного красного – это перед тем, как подраться, – до спокойного, умиротворенного голубого; знал, кто из них привирает, кто боится, кто хочет верховодить или просто идет с другими «за компанию», но вот просто разговаривать, общаться со сверстниками не умел. Они и сами почему-то сторонились его, а Сережа вовсе не тяготился одиночеством.

Он часами мог смотреть, как паук трудолюбиво ткет свою паутину, как муравей тащит соломинку или птица строит свое гнездо, как снег падает за окном в холодный зимний день или кошка играет с бумажкой. В каждом движении любого живого существа, в каждом явлении природы он видел осмысленный и мудрый порядок – и не уставал восхищаться им.

К сожалению, только люди – существа одной с ним породы – были досадным исключением.