— Как быстро мчится время! — думала Ника, покачивая в своих объятиях вытянувшее-ся, худенькое тело своей дочери. — Давно ли я родила Герочку, а она уже стала почти взрослой девушкой…
— Почему ты не приезжала?
Этот вопрос застал врасплох Нику. Она почувствовала в нём отчаяние, слезы.
— О чём ты плачешь, девочка моя?
Она прижала Геру к груди, и стала опять покачивать её, словно маленькое дитя.
— Ты же знаешь, что я была с бабушкой. Ведь она тоже всё ещё в больнице. А Да-нил учился. Сейчас у него каникулы. И потом, мне нечего было переживать, рядом с то-бой был мой самый лучший друг и товарищ — дядя Володя!
— Папа! — вдруг убедительно произнесла Гера. — Это же мой папа! Ведь, правда?
Ника молчала. Ей почему-то стало жарко, и, стараясь расстегнуть кофту, она вспомни- ла о письме, которое пришло по почте три дня назад. Письмо для Геры! Из Германии!
— Герочка, а я тебе что-то привезла!
— Что? — очень серьёзно спросила девочка, и Ника вновь чему-то поразилась. Молча, она расстегнула карман кофты, и достала сложенный напополам конверт.
— Держи, это тебе письмо от Саши!
— От Саши! — воскликнула радостно девочка, и лицо её просияло. — Значит, он не забыл меня!
Гера схватила протянутое ей письмо, и, стала торопливо обрывать края конверта. Ника как-бы со стороны смотрела на свою дочь. Неужели нужно было расставаться почти на месяц, что — бы понять, что твой ребёнок стал уже почти взрослым, и что даже письмо это — частичка его мира, понятного только ему, но закрытого для кого-либо, и даже для родной матери.
Странно и необычно видеть, как её дочь читает с жадностью письмо от мальчика, и каким счастьем светятся её глаза, которые всего минуту назад были такими серьёзными и грустными. И что-то совсем личное, видится в них, сокровенное и глубоко интимное, что заставляет Нику в растерянности встать и идти прочь из комнаты. Но у дверей она ог-лядывается. Её дочь сидит, склонившись над письмом, и читая его, улыбается, и кажется, ничто больше не волнует её сейчас в этом мире. Ничто и никто!
— Ну, и как Гера выглядит? — весело произнёс Володя.
Он стоял у плиты в фартуке, и что-то мешал деревянной ложкой на сковороде.
— Она выглядит прекрасно! — отозвалась Ника, и, подойдя к окну, уставилась вниз, на аллею. — Я привезла ей письмо, и она читает его сейчас…
— От кого письмо? — спросил Володя, и Ника, вдруг развернувшись к нему лицом, быст-ро произнесла: — Письмо от её друга. Он живет в Германии. А когда-то жил по соседству, и оберегал Герку от мальчишек…
— Ну и что из того, что ей пишет письма мальчик! — засмеялся Володя, и пальцем про-вёл по её щеке. — Оттого у тебя испортилось настроение?
— Нет, Володя! Не только от этого! — задумчиво произнесла Ника. — Просто я вдруг уви-дела свою дочь совсем взрослой…
— Нашу дочь, нашу! — тихо произнёс Володя, перебивая Нику.
— Да, нашу! В чем-то она, копия ты! — согласилась она.
— Ну, а при чем здесь её друг, и его письма?
Весёлый тон вопроса кажется ей оскорбительным. Неужели он забыл свои письма…
— Просто эти письма до добра не доводят… Особенно, если это письма от бывших дру-зей! И я уже пожалела…
Володя остановился на полпути с ложкой, удивлённо глянул на сидевшую перед ним женщину, в чьих чёрных глазах он увидел нечто, что заставило его, выключив газовую плиту, присесть рядом.
— Ника, ты чем-то расстроена. Я вижу это с самой первой минуты нашей встречи. Пожалуйста, прошу тебя, не говори Гере ничего плохого, её нельзя волновать…
Ника удивлённо посмотрела на Володю, сердце её странно заныло, к горлу подступи-ла тошнота, и с трудом сглотнув приторный комок слюны, она медленно произнесла:
— Не пора ли нам обедать?
— Ты права! Ещё как пора! А вот и самые голодные явились… — весело произнёс Во-лодя, и, обернувшись, Ника увидела в дверях сына с игрушечным самолётом в руках, а за ним, тоненькую фигурку дочери.
ГЛАВА 48.
После обеда Володя уехал по своим делам, а в шесть часов вечера они договори-лись встретиться у сквера, расположенного неподалёку.
— Может тебе с детьми стоит сегодня побыть дома? — спросил он перед отъездом.
Вопрос Володи мог показаться самой обыкновенной заботой, но Ника лишь возмущенно фыркнула, и гордо вскинув голову, отпарировала:
— Можно подумать, мы приехали в столь дивный город для того, чтобы с восьмого эта-жа обозревать далёкие красоты. Ну, нет, дорогой Владимир Степанович, мы сейчас спус-тимся на землю, и я поведу детей по Москве! И…прошу тебя, не говори мне ни слова!
Она произнесла последнюю фразу тихо, запинаясь, не глядя Володе в лицо, словно про- сила его о чем-то важном. Он ничего не сказал, лишь только пожал ей руки, и ушёл, осторожно прикрыв за собой дверь. А она, повернувшись к зеркалу, висевшему на сте-не, усмехнулась собственному отражению, и чуть слышно произнесла:
— Ну, вот! Не об этом ли ты мечтала всю свою жизнь? Так отчего же ты в таком смятении? Что тебе ещё не так?