Но это было потом, а вначале они попали на выставку картин Николая Рериха. Его сын, Святослав Рерих, тоже художник, как две капли воды похожий на отца, такой же белый как лунь, со спокойным благообразным лицом, стоял посередине небольшого зала, окру-женный толпой поклонников, почитателей его таланта и таланта его отца, и просто тол-пой зевак, случайно оказавшихся в этот день в музее. Рядом с художником стояла его жена-индианка, уже немолодая, но всё ещё удивительно красивая женщина в ярких воздушных одеяниях. Скорее всего, это было традиционное сари, но тогда Нике показа-лась, что и женщина, и её одежда были сродни прочитанной в детстве какой-то восточной сказки. Художник рассказывал негромко о картинах отца, о своём творчестве, и его голос монотонно звучал в тишине небольшого зала, но Ника его не слушала. Разве тогда она думала и знала, что такое величие или слава? Нет, она даже не слышала сына зна-менитого художника. Во все глаза она смотрела на ту удивительную женщину, что стоя-ла рядом со Святославом Рерихом и улыбалась, наклоняя изредка голову с черной ко-сой, скрученной в тугой узел на затылке, и яркой большой точкой на лбу, слегка касаясь лба ладонями рук, сложенных вместе на уровне сердца.
Женщина, которой было уже немало лет, поразила тогда Нику. Чем? Наверное не толь-ко своей яркой необычной одеждой. У неё были удивительные глаза, в них светилась любовь к тому человеку, что стоял рядом с огромной толпой, и что-то говорил, говорил, не обращая никакого внимания на ту, что застыла рядом с ним, благоговейно держа у сердца изумительно гибкие руки бывшей танцовщицы, сложенные ладонями вместе… Ника никогда не видела более выразительного лица. Казалось, что мысли и душа этой женщины пронизаны добротой, нежностью и спокойным достоинством. Женщины, при-выкшей ждать….
Несомненно, это была красивая женщина! Очень! И очень необычная! Под стать тем кар-тинам на стене, чьи яркие краски поражали воображение, что-то будоражили, и даже как-будто немного раздражали своим малопонятным сюжетом, и ослепительно яркой па-литрой цвета. Эти картины так отличалось от тех, что потом видела Ника в других залах. И хотя, прошло много лет, но странное дело, она до сих пор помнит те яркие краски картин Рерихов. Все эти сочные, жизнеутверждающие желтые и оранжевые цве-та, резко бьющие по глазам. Но вместе с тем, она помнит спокойное величие горных склонов, застывших на полотнах в немом изваянии, спокойную зелень альпийских лу-гов, и нежную голубизну летнего неба вокруг огромных камней и валунов в которых ху-дожник находил величие и первозданную красоту природы, и которые, как ни странно, за-помнились Нике, потому-что они были похожи на мир из её детства.
— Экспрессионисты!
Для девочки — подростка, тогда, в середине семидесятых годов, это слово не стало, ни большим потрясением, ни большой находкой в её мировоззрении. Она едва ли поняла тогда значение этого слова, сказанного важно и вскользь, рядом стоящим мужчиной в модном клетчатом пиджаке, который глубокомысленно созерцал эти картины за спиной Ники, а затем что-то бормотал о творении гения, кознях дьявола, великом хаосе и гармо-нии цвета, о бессмертии, толи творений художника, толи души.
Ну, а сейчас, она вспомнила о том, далёком для неё времени не случайно. Ей в глаза вдруг бросилась маленькая афиша, наклеенная на одном из фасадов небольшого ста-ринного здания. В этой афишке приглашались все желающие на выставку картин ве-лиличайших экспрессионистов 19–20 веков, проводимую в этом облупленном и малоприг-лядном здании, возникшем на их пути.
— Зайдём? — спросила Ника, хитро прищуривая глаза.
— Зайдём, конечно! — радостно отозвался Данил, а Гера лишь молча склонила голову.
Огромная, массивная дверь открывалась тяжело, со скрипом. В просторном вестибюле, в больших старинных зеркалах отразились вошедшие посетители. Высокая стройная женщина, девочка — подросток со строгим лицом, и мальчик лет десяти, чьи черные гла-за горели любопытством и неподдельным интересом ко всему происходящему. А ещё через пару минут они входили в зал, где на стенах, в строгом порядке висели картины. В самом начале зала стояло несколько молодых людей в толстых бесформенных сви-терах, потёртых джинсах, с длинными волосами подозрительной чистоты. Молодые лю-ди, несмотря на свой импозантный вид, вели себя довольно спокойно. Тихо перегова-риваясь друг с другом, они с интересом смотрели на картину, на которой Ника увиде-ла странное изображение женского тела, состоящего из различных вещей, словно нас-пех соединённых между собой.
— Рене Магришт, великий и очень своеобразный художник 20 столетия! — глубоко-мысленно заявил вдруг вполголоса один из парней, и, помолчав, скорбно заметил:-Види-мо, как в жизни он думал о женщине, так он её и изобразил. Женщина — это хаос!
— Но заметь, Николя! Хаос, однако прекрасный, и довольно соблазнительный…
Многозначительно подняв вверх тонкий палец, так-же глубокомысленно заметил дру-гой парень, а третий, схватив себя за длинный немытый чуб, замер, восхищенно уставив-шись на картину.