Но мальчик, уже развернувшись, бежит по воде вглубь речушки. И хотя на середине, воды ему по пояс, женщина знает — это ненадолго! После половодья река с каждым днём мелеет, и уже через месяц, лишь кое-где останутся места, где детвора будет плескаться всё оставшееся лето. И едва ли тогда горную реку, давшую селу название, назовут по её имени. Для многих она будет и останется Ручьём, из далёкого мира детства.
Ещё раз, взглянув на ребятишек плещущихся в воде, женщина вдруг улыбается, разво-дит руки в стороны, потягивается, и откидывается назад на мягкую траву. Грусти уже нет в её глазах. Она смотрит в синее небо над головой, вслушивается в детские голоса, и думает с завистью о том, как-бы ей хотелось окунуться в холодные воды этой речушки. Но она уже взрослая. Она не смеет нарушить грань, отделяющую её от мира детства. Она её не нарушит… во всяком случае сейчас! Она ещё успеет искупаться в Ручье, успе-ет… сегодня вечером!
— Мам, я есть хочу! — подбегает к ней Данил, и Ника с удовольствием отмечает про себя: — Всё правильно! Так и должно быть! После холодной воды, свежего воздуха и шумных игр, у кого угодно пробудится зверский аппетит. Это было всегда, и даже в её детские годы, и это останется навек.
— Идём домой! — говорит Ника, и. живо поднимается с бережка.
Она стряхивает песок и мелкие травинки со своих шорт, и, подхватив босоножки, идёт по берегу, с удовольствием загребая ногами горячий песок. Данил уже наверху Яра. Он смот-рит на мать и кричит:
— Я побежал!
Ника улыбается в ответ и кивает головой.
Гера уже пришла домой. С девчонками — подружками они бегала на дневной сеанс в кинотеатр, и теперь, тётяФаня в качестве благодарного слушателя поддакивает рассказу внучки. Нике смешно видеть свою тётю со слезами на глазах, и слышать её вздохи и воз-мущённые возгласы от киношной несправедливости отдельных героев фильма.
— Ты чего бабушку Фаню расстраиваешь своими любовными сказками! — сделав стро-гое лицо, Ника обращается к дочери.
Но та, фыркнув в ответ, и поведя плечами, обиженно отвечает:
— Одна баба Фаня и понимает толк в любви, не то, что некоторые! Например, ты!
Ника с изумлением смотрит на удаляющуюся дочь, на это гордое создание с гривой вью-щихся светло- каштановых волос, с глазами василькового цвета, и ей становится не по себе. Она переводит взгляд на тётю, которая, громко сморкаясь в платок, качает головой:
— Ты, Вероника не права! Девочка ничего мне не говорила…
— Тётя, но я не понимаю… — пытается что-то сказать Ника.
Комок подступает к самому горлу, и, взмахнув рукой, она замолкает. Тётя уходит в кухню- кладовку, где на газовой плите громко свистит чайник, возвещая о своём кипучем су-ществовании.
Тихо, незаметно наступает вечер. На небе одна за другой начинают загораться звёзды. Дети смотрят телевизор в душной комнате зале, а Ника, усевшись на крыльцо, подперла щеку ладонью и с наслаждением вдыхает свежий воздух наступающей ночи.
Звенят цикады в траве, где-то в глубине двора вздыхают жалобно козы, томясь за вы-сокой изгородью загона. Собака, звякнув цепью, подняла голову и внимательно смотрит на ворота. Что-то щёлкнуло, словно камешек стукнул о деревянную ставню окна. Старая Белка, скосив глаза, внимательно посмотрела на Нику. Молодая женщина усмехнулась, и, поёжившись, натянула на колени летний сарафан. Позади неё что-то опять стукнуло, но на этот раз входная дверь открылась, и на веранду вышла пожилая женщина, держа в руках старенький пуховый платок.
— На, накинь на плечи. Ночь наступает, прохлада с гор потянула. — ворчливо говорит она, бросая на плечи молодой женщине платок.
Ника благодарно кивает головой и, улыбнувшись, тихо говорит:
— А я наоборот, вот всё думаю, может сходить искупаться в Ручье, или лечь спать?
— Ишь, чего надумала! Ночь холодна, да и вода в Ручье не прогрелась, рано ещё. Сиди уж дома, купальщица! А то ненароком простынешь и заболеешь. Да и там, в Яру, шляют-ся всякие по ночам… Ещё сроблят с тобой чего- нибудь, не дай — то Бог!
И кряхтя, тётя усаживается рядышком с племянницей на маленький стульчик.
— Эхо-хо, время, какое настало. Лихое! А ведь бывало по молодости, и я в девках, пос-тоянно в Яр по ночам бегала купаться. Одна! И ведь не боялась никого и ничего!
— А я и сейчас ничего не боюсь! — ответила Ника, взмахивая своей черной гривой волос.
Тётя Фаня, глянув внимательно на сидевшую перед ней племянницу, на её гордо вскинутую голову, усмехнулась, и негромко произнесла:
— Я верю, что после того, что произошло со всеми вами, можно перестать бояться всего!
Ника, обернувшись, смотрит удивлённо на тётю. Значит, Гера всё ей рассказала! Ну что-же, тем лучше! Не стоит тогда повторяться!
Она опускает голову и тихо сидит, уткнувшись лицом в колени. Но от следующего вопро-са тёти жар вдруг прихлынул к её телу, и прохладная ночь Керкена показалась ей душ-ной и жаркой.
— Как-же Володя оказался там, рядом с вами?
— Не знаю! — наконец отвечает Ника. — Говорит, почувствовал, что нам грозит опасность. А ещё ему звонили…
Она судорожно вздохнула, и, опять уткнувшись в колени, замерла.