Ожидание

Но мама и папа улыбаются по-доброму, значит хандра — это не страшно, если чаще бы-вать на свежем воздухе и на солнышке. И вот поэтому, сразу после обеда Ника при-ходит под старую урючину, и лежит здесь на солнышке. И правда, отец как всегда оказы-вается прав. За неделю, волосы отросли почти на сантиметр и даже больше, и теперь сто-ят на макушке дыбом. Закрыв глаза платком, Ника почти засыпает, разморившись на солнышке. Но вдруг она чувствует, как кто-то трогает её за торчащие вихры волос, а затем начинает тихонько тянуть с её лица платок.

Солнце резко ударило в глаза в тот момент, когда Ника уже села на покрывало. Она сердито хотела закричать, думая, что это Сашок потешается над ней, но привыкшие к свету глаза вдруг наткнулись на улыбающееся лицо Володи.

— Здравствуй Ника!

— Здравствуй! — ответила радостно девочка, но тут, словно о чем-то вспомнив, схватила платок, и, быстро накинув на голову, повязала его, крепко затягивая узлы.

— Между прочим, ты зря завязываешь платок. Твоя новая прическа тебе очень к лицу, как сказала бы моя мама, а она в красоте толк понимает…

Девочка, опустив голову, молчала. В её глазах застыли слезы, и Володя видел и знал об этом. А ещё он знал, что сейчас говорит что-то не то этой девочке, по щекам которой уже бегут первые слезинки, и она старается незаметно стереть их ладошкой. Он взял руку девочки, на которой уже блестела первая слеза, повернул ладонью вверх, и, очерчи-вая своим пальцем на узкой ладони один круг за другим, тихо произнес:

— Когда ты была маленькой — маленькой девочкой, мы с тобой вместе варили кашу…

— Кашу? — перестав плакать, Ника удивленно вскидывает голову. — Какую кашу? Манную?

— И манную, и гречневую! — засмеялся Володя. — Ты, какую больше любишь?

— Гречневую — ответила Ника, серьезно глядя в лицо Володе.

— Будем варить гречневую!

И он, поводя пальцем по ладони девочки, стал приговаривать:

— Сорока-белобока, кашу гречневую варила, детишек кормила. Этому дала, и этому дала, а этому не дала. Ты печь не топил, дров не рубил…

Детская присказка! Она звучала совсем по другому в этом огромном саду. Черные глаза девочки смотрели с интересом на склонившегося перед ней мальчика, не сегодня — завтра который станет уже юношей, а может он и был им уже. Но для всех, и для Ники он был, прежде всего, её друг, Вовка Зоринский. Ника внимательно вглядывалась в его лицо. На длинные светлые ресницы, вздрагивающие иногда в такт присказки, на его белокурые во-лосы, зачесанные назад, как у настоящего взрослого мужчины. И вдруг она увидела на его щеке и под глазом темное пятно. Подняв руку, девочка дотронулась до щеки мальчи-ка и произнесла:

— Что это? Синяк? Ты дрался?

— Это я… нечаянно упал. — запинаясь, произнес Володя, и, вдруг он поднёс ладонь Ни-ки к своим губам, и неумело поцеловал её.

— Ты чего? — отдернула руку девочка и залилась краской.

Паренёк тоже смутился и отвернулся в сторону, но через некоторое время он произнёс:

— Ника, я пришел проститься с тобой. Завтра, рано утром я уезжаю…

— Куда? Учиться на летчика? — улыбаясь, спросила девочка.

— Откуда ты знаешь? — удивился мальчик.

— Ты же хочешь быть героем! — был ответ.

Володя смутился ещё больше, и, не глядя на девочку, произнёс:

— Ника! Я хотел бы сказать тебе важную вещь. Я хотел бы…-

— Что? — перебила его девочка, и прищурив глаза от яркого солнца, уже насмешливо

посмотрела на Володю.

Паренёк опять смутился, замолчал, и, наконец, вымолвил, видя, что девочка поднялась с покрывала и собирается уходить:

— Ника! Можно я буду писать тебе письма?

— Ты мой друг! И ты должен их мне писать! — ответила серьезно девочка, глядя в сторо-ну. Смущение Володи передалось ей тоже.

— И ещё! Можно я буду звать тебя Стрижом? Ты сама сказала, что это очень красивое прозвище.

— Стриж! Лети сюда Стриж! — произнесла девочка, и рассмеялась:- Можно! Теперь я буду

Стрижом! Ура! Я теперь Стри-иж-ж!

И она, бросив платок на грядки с картошкой, помчалась по тропинке к дому. Остановив-шись у сараев, она крикнула:

— Ты мне пиши, ладно?! Я буду ждать твои письма. Я буду их ждать! Всегда, всегда! И отвечать на них! Всегда…

Если бы знать, когда кончается один важный виток нашей жизни, и начинается дру-гой! Если бы знать, когда кончается наше милое детство и начинается вступление во взрослую жизнь. Если бы знать! Мы бы тогда не стали так доверчиво и наивно прожигать время, отпущенное на детство, или на юность. Мы бы знали цену времени! Хотя если бы, да кабы…

Если бы наш теперешний ум да опыт, да в ту юную голову… И что бы тогда вышло?

Не думали? Ну и хорошо! Поверьте, тогда у нас ничего путного не вышло бы в этой жиз-ни. Наивному детству отпущены свои деньки, а начало юности всегда так неопределенно, непонятно! И никто не застрахован от ошибок. Никто! И в том вся прелесть, гармония, осо-бенность юности! Особенность этой поры, особенность этой страницы жизни!

ГЛАВА 5.

Россия. Небольшой уральский городок.

Прошло 6 лет.

Здравствуй мой дорогой Стриж!