Ожидание andante

…Помню тот день очень хорошо. Весна оказалась теплая, деревья стояли белые от цветов, дружно жужжали пчелы. Ароматы тюльпанов, нарциссов смешивались с привычным запахом навоза. День плыл своим чередом, сонно клонился к вечеру. Тихо и спокойно было на нашей улице, только вдалеке на пастбище иногда блеяли овцы и лаяли собаки. Мне показалось, что счастье пришло в этот мягкий ласковый день на нашу землю, и сама природа как будто говорила каждому: «Селям алейкум, мир вашим домам».

Вдруг раздался истошный крик Заремы:

– Ублюдок недоделанный, что ты привез, куда деньги потратил?

Мать манты лепила, а я ей помогал, но бросили мы тесто, выскочили на улицу. Соседи прибежали, интересно всем стало. А Мустафа стоит спокойно возле машины и держит в руках большой серый шерстяной ком из старого одеяла. И жену успокаивает:

– Тише, Зарема, я подарок тебе и дочкам привез.

Разворачивает он свёрток, а из него четыре широкие белые лапы в стороны торчат, нос пуговкой и две черные бусинки вместо глаз. И гордый такой Мустафа, довольный, будто светится весь. Поглаживает пальцами мохнатую мордочку, криков Заремы не слышит.

– Дом охранять будет! Я его назвал Алабаем.

Вечером дядя пришел к нам кофе пить и рассказал, что на городском центральном рынке города в тот день как раз породистыми собаками и кошками торговали. Увидел Мустафа огромного рыжего флегматичного пса с крупной головой, похожей на бычью. Подошел, спросил, что за собака. Хозяйка ответила, что порода называется «московская сторожевая». В манеже рядом с великаном копошились шерстяные серые клубки, попискивали, мяли друг друга широкими белыми лапами. Спросил Мустафа цену, но такая цена оказалась высокая, что у него глаза на лоб полезли. Долго ходил он вокруг. Все уйти хотел, да ноги сами к щенячьему манежу несли. Придет, встанет рядом, на рыжего пса смотрит. Так два часа рядом и проходил. За это время почти всех щенков купили. Порода хорошая, редкая. А один остался. Подозвала его хозяйка и тихо говорит: «Щенок бракованный, никто покупать не хочет. Возьмешь недорого?» Как рассказал дядя, у породистых щенков «москвичей» в середине морды должна белая полоса проходить, сама морда белая, и только глаза черными кругами, чтобы закрыты были. Это называется «маска».

Последний щенок мало того, что слишком мелкий и шустрый оказался, но еще и без «маски». И пятно белое только на лбу было в виде звездочки, как у нашего бычка. А на черных свисающих губах-брылях – светлые веснушки вместо положенной белизны. И нос черный, с каким-то бесформенным пятном вокруг. Его никто покупать не захотел. Но Мустафа его сразу присмотрел – самый подвижный в манеже был. Остальные лежали и спали, словно набитые ватой игрушки, а этот, с черной мордой, никому спать не давал, тыкался в сетку, всех тормошил, даже тявкал. А когда щенки начинали ползать, недовольно скулили, забивался в уголок и засыпал. Будто понимал что-то.

Конечно, дядя мой щенка тут же забрал, хозяйку о прививках расспросил и еще в клинику заехал, вакцину купил. Я спросил дядю, а почему он назвал его Алабаем, ведь это порода такая. Тоже из сторожевых, волкодавы. На это дядя ответил, что слово понравилось. Хозяйка ему сказала, что есть в нем кровь знаменитых алабаев, которые овец в горах пасут.

…Пришла осень. Дядя мой стал спокойным и счастливым, возился со своим Алабаем, воспитывал. Да и Зарема меньше ругалась. Видно, пришелся этот пес их семье по нраву. Вырос он и взаправду огромным. Рыжая широкая спина, серые подпалины по бокам, а лапы, брюхо и пушистый хвост веером – белоснежные, чистые. И грудь белая. А морда черная, страшная, с отвисшими брылями. И слюна тычет, и глаза красные. Сначала думали, что болеет Алабай глазами, но ветеринар объяснил, что у этих собак экстерьер такой: нижние веки отвисают, видны кровеносные сосуды. Забыл сказать, что мой дядя Мустафа тоже рыжий. В веснушках весь, волосы светлые. И профиль у него не восточный – больше на европейца похож. Бывают среди нас такие. В общем, они оба с Алабаем как-то подошли друг другу. Оба большие, необычные. И слушался пес его безоговорочно, будто по глазам понимал.

Участки у нас за домами просторные. Мне нравилось наблюдать, как тяжелый Алабай за дворняжкой гонялся и по-щенячьи на передние лапы припадал. Но слишком большой был, уставал быстро. Дворняжка потом на него наскакивал, рычал, тявкал, а тот на спину ложился и лапами отмахивался. А потом дворняжку за уши таскал. Интересно смотреть было.

А Зарема, хоть и притихла, всё равно не успокоилась до конца. Как зайдет за луковицей, так жалуется моей матери Анифе, что эта тварь рыжая их семью объедает. Жрет, мол, много. По кастрюле в день. Но Мустафа жалобы Заремы не слушал. Как идет с работы, обязательно где-то сахарную кость Алабаю купит. Или обрезь говяжью. У нас в поселке над Мустафой даже смеяться стали: «Ты своего Алабая больше, чем жену и дочерей, любишь». Дядя только отшучивался. Смеяться-то смеялись, но приходили смотреть каждый день. Любовались. А потом, кто позажиточнее, тоже себе таких собак купили.