Ожидание заката

Неудивительно, конечно, что вся Лавра изъедена пещерами, словно сыр! И вполне вероятно, что относительно небольшим метражом – около шестисот метров пещер в совокупности Ближних и Дальних, тут не отделались.

Если что-то выставляется для общего обозрения, то значит, где-то должны существовать и резервы, для особо посвященных.

По одному из таких резервов мы сейчас и шлепали. Шлепали – потому что стало сыро, с потолка сочилась влага, стены, вместо выложенных кирпичом, были каменными, а местами – вообще без кладки. И чем дальше мы шли, тем меньше было следов присутствия человека.

Пахло землей и сыростью. Ход был узким, если выставить в стороны локти, можно коснуться стены, что я не преминул сделать, испачкав в глину рукава ветровки.

Окружающая обстановка сильно напоминала некогда популярную компьютерную игрушку «Return to Castle Wolfenstein», уровень с катакомбами. Там, правда, было пострашнее, зато здесь – противнее.

Так мы прошли-прошлепали минут семь-восемь. Отец Димитрий подхватил одиноко стоявший у стены фонарь – такая китайская игрушка – лампа дневного света, мигалка, приемник – все в комплексе. В этих катакомбах она смотрелась нелепо.

Через несколько метров освещение исчезло – мы миновали последнюю светящуюся лампочку. Пол потихоньку шел вниз, и оглядываясь назад, я видел, как лампочка, поднимаясь все выше, постепенно тускнела.

Я полностью потерял ориентацию. Ау, где ты, «Истар»! По моим расчетам, мы давно уже должны были выйти на Ближние пещеры, не говоря уже о Дальних. Этак Антон-Дайрон и на самолет опоздает!

Да ну, треш какой-то.

Отец Димитрий включил встроенную лампу дневного света, и мягкое белое свечение озарило его угрюмое лицо без бровей, с редкими рыжеватыми ресницами. Стало гораздо светлее, чем при тех, потолочных лампочках.

Антон молчал, я тоже. Но что-то ведь он думает? Не подозрительно ли становится переться хрен знает куда невесть сколько времени?

Хотя в свете последних событий я уже ничему не удивлялся.

Как оказалось, зря.

Мы вышли в небольшой круглый грот, с высоким, метра под три, потолком. Диаметр – метра четыре.

Из него вели в разные стороны три коридора, не считая того, по которому мы пришли. Хотя правильнее будет сказать, что центральный и правый больше напоминали норы, и пройти в них можно было разве что на четвереньках.

Отец Димитрий уверенно свернул в левый.

– Стоп! – Неожиданно для себя скомандовал я и остановился.

Антон замер.

– Не кажется ли вам, преподобный, что мы уже дошли до Борисполя? – не выдержал я.

– Это правильный путь! – повернул голову в сторону проводник, подрагивая фонарем.

– Ой ли? – засомневался я. – Не, мы передумали. Возвращаемся! – И я потянул назад к себе Антона. Может, он и крутой телепат, и Дайрон, и тэ дэ и тэ пэ, но физически он обычный пацан, у него одышка и все это мне очень не нравится!!!

Отец Димитрий не спеша повернулся всем корпусом, держа фонарь таким образом, чтобы свет бил мне в лицо.

– Мы пойдем дальше, – безапелляционно заявил он.

– А мы – обратно!

Ну вот не понимаю я этой банальной глупости! Или дурости, если хотите. Чувак ну явно накосячил, но несмотря ни на что, упорно продолжает тупить!

И тут я услышал шум. Постепенно, со всех сторон, нарастающий то ли шепот, то ли шорох. Потянуло сквознячком, но вместо ожидаемой свежести я уловил едва слышимый запах гнили. Не из норок ли?

Стало чуть-чуть страшно.

Мы оба попятились назад и замерли.

– Приехали, – тихо сказал Антон.

Стало страшнее.

Отец Димитрий сделал шаг нам навстречу, держа фонарь перед собой, словно икону.

Ослепленный фонарем, я инстинктивно сделал шаг назад. Похоже, это меня и спасло!

Фонарь качнулся в сторону, и в его свете я с трудом успел разглядеть нечто, очень похожее на шпатель, которым штукатурят стены. И вот этот шпатель самым натуральным образом летел мне в лицо! Я отклонился, и поскользнувшись на сыром полу, едва не упал, шаркая ногами.

Отец Димитрий бросил фонарь на пол, что-то хрустнуло, но свет не исчез. Кто сказал, что китайцы делают брак? Но эта мысль особого облегчения мне не принесла.

Он взмахнул освободившейся рукой и ударил Антона по лицу. Тот рухнул, как подкошенный. В рассеянном свете мелькнуло перекошенное лицо священника. Впрочем, священника ли?

Лже-Димитрий шагнул ко мне, медленно поводя из стороны в сторону своим этим шпателем. На его лице застыла то ли отрешенная улыбка, то ли он просто кривился, но в любом случае, в белесом свете это смотрелось страшно. Неожиданно подвижная, словно у лошади, верхняя губа шевелилась, открывая съеденные гнилые зубы.

Значит, будем считать, что улыбался – злодей все-таки!

Но в тот момент мне было не до шуток.

Сказать, что я испугался, значит, не сказать ничего. Я дико, дико обосрался от ужаса! И именно этот страх мне здорово помог!

Короче говоря, не помня себя, я высоко подпрыгнул в воздух и крутанул «вертушку» – удар ногой с разворота в воздухе. Любимая фишка Ван Дамма. И моя.