Оживший камень (СИ)

Эту я вообще сделал на спор с пиратом, которого мы по пути захватили. Забавно тогда вышло. И венецианцы нам так благодарны были, что реликвию втюхали какую-то. Царь долго не мог придумать, куда её пристроить, в итоге она куда-то закатилась.

В Летнем саду я потратил больше времени, чем рассчитывал, да и с Батистом пришлось попотеть, так что визит к юристу я отложил на завтра.

Солнце ещё не садилось, близились белые ночи и день становился всё длиннее. Но время ужина приближалось, а мне ещё нужно было уладить пару дел.

Первым делом я воспользовался предложением любезного консьержа Гостиного двора и воспользовался вызванным им такси. Меня отвезли в торговый дом на Васильевском, где я взял достаточно накопителей с эфиром и заказал доставку про запас.

Затем я поехал в лавку Малинина и, к обоюдному удовольствию, оформил доставку продуктов на месяц вперед. Обоюдное оно было потому что Стефан Ильич обрадовался, что я молодой граф Вознесенский, и сообщил мне то, что я знал. О периодической работе его дочери в нашем доме.

Настасье хватило ума не наводить панику из-за одной голой задницы. Умничка.

Ну и напоследок я попросил остановить у цветочной лавки, взял там шикарный букет и отправился в сквер, где на своё счастье обнаружил Софью Павловну на прежнем месте. Только коляски уже не было, да и роман в её руках сменился. Теперь это была «Невинная для дракона», которая снова выпала из рук дамы.

Дракон всё также не соответствовал реальности.

Поблагодарив за прекрасный совет и вручив покрасневшей от смущения домоправительнице букет, я откланялся и наконец-то отправился домой.

И там меня ждал скандал.

Дед стоял на пороге и держал за шкирку перепуганного парнишку. Я поспешил к дому, когда узнал его. Помощник Малинина, который и занялся доставкой продуктов, как только я уехал.

— Кто, спрашиваю, тебя послал? — грозно вопрошал патриарх и угрожающе стучал тростью по каменной лестнице, где уже появился скол.

— Лука Иванович, отпустите его! Это…

— Александр! — дед меня перебил и возмущенно пожаловался: — Ну какое оскорбление! Прислать нам… Еду! Клянусь богом, современные нравы никуда не годятся! Кто посмел?

— Лука Иванович, это я.

— Что ты? — от неожиданности пальцы старика разжались и парень тут же от него сбежал, спрятавшись за моей спиной.

— Я заказал продовольствие и забыл вас предупредить, прощу прощения за это недоразумение.

К чести деда, перед носильщиком он сдержанно извинился. После чего сразу ушел в дом. Я сунул парнишке несколько купюр за моральный ущерб и пошел рагребать новые проблемы.

Патриарх сидел в кресле у камина и всем видом показывал, что случилось нечто возмутительное. Но говорить об этом выше его достоинства. Мне было жаль деда, могу представить что он почувствовал, когда понял что ошибся.

Но потакать ему я не собирался.

— Даже спрашивать не стану, где ты взял средства, — не выдержал он.

— За это я премного благодарен, — я кивнул, сдерживая улыбку. — Тогда я пойду распоряжусь насчет ужина.

Лука Иванович промолчал, что я принял как согласие, и уже вышел из гостиной, когда услышал тихое:

— И вели Прохору принести игристого из погреба.

Снова кивнув, не оборачиваясь, потому что улыбался уже во весь рот, я дошел до кухни, по пути заряжая лампы. Свет вспыхивал, яркость подстраивалась под помещение и саморегулировалась, чуть стихая за моей спиной.

Ладно, эфирники всё таки молодцы, здорово придумали.

Конечно с прислугой и генеральной уборкой придется обождать. Хотя бы до визита к юристу, чтобы понять наше положение. А вообще тут бы одного воздушника хватило, раскрыть все окна и двери, да выдуть.

Я подумал, что можно позвать Жаныча, ранг у него немаленький, справится. А то вон как благодарен за артефакт был, сиял весь. Представил, как он будет орать и развеселился окончательно.

Хороший день! И вечер точно будет хороший.

На кухне творились чудеса.

Прохор пел! Суетился возле плиты, напевая какой-то бравый марш, и ногой притоптывал. Я дар речи потерял, настолько это было удивительно.

На старике красовался цветастый фартук, розовый с ромашками. Видимо, остался от покинувшей нас кухарки. Волосы слуга стянул лентой на самурайский манер. Пританцовывал, пел и орудовал тесаком, разделывая огромного гуся.

— Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши деды?

Хрясь!

— Наши деды — славные победы, вот где наши деды!

Хрясь!

— Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?

Хрясь!

— Наша слава — Русская держава, вот где наша слава!

Хрясь!

Я наверное икнул или издал подобный звук, потому что Прохор понял, что не один, обернулся и расцвел:

— Сашенька! Живём! — слуга повернулся обратно и продолжил заниматься птицей.

Так он меня только в детстве называл. Конечно только тогда, когда никто не слышал. Даже дед этого не знал. Чем старше я становился, тем больше мне это не нравилось — взрослого мужчину и Сашенькой! Но сейчас от этого стало невозможно тепло внутри.

Всё таки пыльно в доме, в глаза аж попало. Я смахнул слезу и решительно присоединился. Через минуту я уже подпевал, а ещё через десять мы услышали шаги и стук трости.