Ожог любовью (СИ)

Спустя час сидел одиноко в баре и накачивался спиртным. Никогда не умел пить — не выработалась такая привычка. Занятие спортом требует ответственности и определенного режима.

А друзей, как оказалось, у меня особо и нет. Нет, друзья то были, а вот свободных оболтусов, которые в три часа дня могли себе позволить накачаться водкой не было. Кто на работе, кто в отпуск укатил за границу…

Звонки от отца сбрасывал, но вот когда позвонила Снежка в третий раз, решил все же ответить.

— Да, малая, что нужно?

— Ты что пьян?

И откуда ей знать, она меня пьяным ни разу не видела. Вот же бабское нутро, все прошнырит, все учует! Решил не отвечать на ее вопрос.

— Ты чего наяриваешь, что-то хотела?

— Отец тебя ищет. Почему не отвечаешь?

— Не твое дело. Еще слишком маленькая, чтобы сунуть нос во взрослые дела.

— Петя, что случилось?

У Снежки был взволнованный голос. Вот же маленькая заноза, вросла в меня с самого детства. Не могу быть черствым, когда у нее такой голос.

— Снежка, все хорошо, не волнуйся. Мы с отцом немного повздорили.

— Ты где? Я к тебе приеду.

— Я взрослый мальчик, как-нибудь разберусь.

— Петя, ну где ты?

Пришлось сказать адрес, поскольку не отстала бы. А голос уже дрожал, грозя в любую минуту прорваться слезными потоками.

Снежка была около меня спустя полчаса. Смешно, это маленькое чудо, которое я катал в колясочке с самого рождения, теперь отвозило на такси меня домой, поскольку на ногах я держался с трудом.

Проспал до позднего вечера, но проснувшись, был еще достаточно пьян. Такая доза алкоголя должна выводиться с организма на много дольше чем несколько часов сна.

С головы все никак не выходило событие сегодняшнего дня. Снова и снова проворачивал услышанный разговор, еще больше накаляя себя. В памяти всплыло услышанное в ходе разговора воспоминание о выпускном. Да, кажется, Евгений Евгеньевич упоминал, что он должен именно сегодня состояться. Взглянул на часы — еще успею.

Едя в машине, ничего не планировал, просто хотел взглянуть на эту подстилку.

Хороша собой, ничего не скажешь. Накрашена, с прической она выглядела на много старше своих лет. Эдакая женщина-вамп. Да, вот именно сейчас она выглядела такой, какой была на самом деле. Опытной женщиной, соблазнительницей, каждым изгибом тела, каждым жестом подталкивающая мужчин к запретным желаниям. Только в глазах светилась неуверенность и смущение, но это, скорее всего, дань слишком юному возрасту, не более, а может просто мне померещилось то, чего там давно нет.

Она сама подошла ко мне, сама подтолкнула к тому, чего я не планировал заранее. Слишком сговорчивая, слишком уступчивая. И я не отказал себе, тем более терять было больше нечего. Не собирался быть с ней слишком груб, но после слов о том, что она обо мне волновалась, крышу сорвало окончательно. Копившаяся агрессия, подстегнута хорошей долей алкоголя в крови, нашла выход. Ее всхлипы и просьбы остановиться доставляли мне удовольствие. Нет не физическое — моральное.

Это потом было раскаяние, угрызения совести и все тому подобное. А тогда я вершил возмездие, восстанавливал так сказать справедливость в своем извращенном алкоголем и злостью понятии.

Глав 7

Я хочу убежать далеко, далеко,

Убежать от всего…, где никто и ничто:

Ни друзья, ни враги, ни удача, ни грусть -

Не застанут меня… Не достанут. И пусть

Я, как лебедь усталый, брошусь вниз,

Позабыв на мгновенье манящую высь,

Чтобы сердце, почувствовав страшный миг,

Вдруг услышало мой одинокий крик….

Татьяна Гордукалова

Дверь хлопнула за спиной. Не громкий звук прозвучал выстрелом в ушах. Сигнал к тому чтобы спасаться. Но я не собиралась падать на пол и прикрывать голову руками. Хотелось бежать, бежать и еще раз бежать. Ускорила шаг и последних сил сдерживала себя, чтобы действительно не перейти на бег.

Тяжелые мужские шаги приближались. Мне было не ровняться с их скоростью, а позорно переходить на бег просто не могла. И почему такой длинный этот коридор? Вовремя вспомнила о третьей двери налево и уже взялась за ручку, но в последнюю минуту мою руку накрыла другая более сильная мужская рука. По позвонку прошелся озноб, вызывая нервную дрожь во всем теле. Ручка двери так и осталась не повернутой, я отдернула от нее руку как ужаленная. Он не стал настаивать, сам отстранился.

Сколько времени я его не видела, сколько времени запрещала себе даже думать о нем. Сколько ночей прорыдала навзрыд, пряча всхлипы в подушку, чтоб не слышала мама. Но она слышала, слышала и плакала за дверью точно так же. И вот сейчас, когда все должно было давным-давно умереть, истребиться, выгореть в израненной душе, там кольнуло. Больно, ужасно больно. И от чего было больнее не знала, от того что он жив и счастлив и ему так хорошо, или от того что улыбается, но не мне.

— Нам нужно поговорить.

А я молчала. Стояла, отвернувшись к стене, не двигаясь, как статуя и молчала. Чувствовала его каждой клеточкой своего тела, ощущала его присутствие спиной. И не нужны были глаза, чтобы видеть.

— Дымкина, нам нужно поговорить.