– Ну, как ребёнок чувствует, что на солнце нельзя смотреть. Никто ж ему не запрещает, он сам не смотрит. Так и нитка эта. И камни самоцветные.
– А они цвет когда-нибудь меняют?
– Нет. Мои были всегда тёмно-красные, гранат. Мне они кристаллом кажутся. Чем-то живым.
– А снимал вообще браслет?
– Ну... Надолго нет. И очень редко.
– А почему?
Тарас снова замялся. Наконец, поборов стеснение, сказал:
– Да мне отец когда-то... Понимаешь, он сказал, мол, если браслет снять... Ну, когда я маленький был. Мол, каждый раз, когда снимаешь, жизнь на год короче становится.
– И ты поверил?
– Ну, так отец же. – Тарас усмехнулся. – Не очень поверил, но всё равно не снимал. Мало ли, ведь целый год.
– Он, наверное, пошутил.
– Да нет. Он специально меня пугал, по малолетству. Чтобы не заигрался, не обронил. Сама ведь знаешь, если б я его потерял...
– Знаю. Интересно, как они там... Мама...
Тарас вдруг остановился.
– Слушай, а мы ведь можем...
– Да ты что. Там наверняка сеть стоит, засада по полной программе.
– Нет, не то. Это понятно. А если просто человека отправить? И, к примеру, Филиппку сюда привести? Он и новости расскажет, и за ним-то не следит никто. Не могут же они всё село пасти.
– Всё село не могут. А если он не захочет?
– Филиппка захочет. Ты его плохо знаешь. Он даже остаться захочет.
– Неудобно как-то. У человека свои дела.
– Во-первых, он мой друг. Я ему первый зуб выбил.
Ольга хихикнула.
– Обалденный показатель.
– Ну, всё равно. Кстати, зуб был молочный, так что не страшно. Мы тогда утёнка делили.
– Съесть, что ли?
– Да нет, конечно. Просто утёнка в луже поймали. В лесу была лужа, они там плавали, утки. В июле месяце. – Тарас улыбнулся воспоминанию. – А мы мимо шли, так они давай прятаться, нырять. А там мелко. Мы и поймали одного. А потом подрались.
– И кто кого?
– Да ничья. И утёнок удрал. Не в этом дело.
– А во-вторых?
– Что во-вторых?
– Ты сказал, во-первых, ты ему зуб выбил.
– Я сказал, что он мой друг, а зуб – это просто к слову. А во-вторых, даже если он остаться не захочет, я ему просто кошель серебра отсыплю. За беспокойство.
Ольга покачала русой головой.
– Всё распланировал. Ну, тогда нормально. А кого ты пошлешь?
Тарас поправил ей волосы.
– Да не я пошлю, Хвощ. Тут лучше чужого. Сейчас привал будет, мы и договоримся. Кстати, зачем ты этих котят прёшь?
Ольга засмеялась и сказала, явно передразнивая братика.
– Ну, во-первых, это храмовые ягуары. Котята редкие.
– А во-вторых? – улыбнулся Тарас.
– А во-вторых, они меня любят, я их люблю. Я их сама принимала. Это мои друзья.
– Чёрный зов, чёрные котята... Ты прямо как ведьма, а не весталка.
– А я такая и есть, – объяснила Ольга. – Исчадие рая.
Никита стоял возле костра и грелся. К вечеру ещё похолодало, и слепни-чинзана почти исчезли. Рядом несколько бандитов сооружали шалаши. Некоторые из них обтягивали жёсткой тканью, превращая в подобие палаток, прочие обкладывали еловым лапником. Костровой, глядя, как Никита переминается на промёрзших ногах, поколебавшись, сделал ему замечание.
– Ты хоть палки под обувку брось.
– Зачем?
– От, бакалавр городской. Ты же в снегу стоишь, он под ногами топится. Не сушишься, а наоборот.
Никита смущенно почесал голову. Заклятий здесь использовать не умели, но здравого смысла в разбойничках было с избытком. Он примостил под ноги несколько крепких веточек, так, чтобы под подошвой была опора, и сразу стало лучше.
Рядом накрывали стол. Распорядок дежурства, или что там вместо этого было в банде, так и остался для Никиты непонятным. Каждый вечер хлопотали безликие замарашки, которых бандиты везде таскали с собой, да им помогал кто-нибудь из «младшего» состава. Маринка трудилась редко, никого из «бакалавров» к стряпне не привлекали никогда, и в этот раз без ругани и споров готовился харч на несколько десятков человек. Из длинных жердей сделали настил, на котором разложили всякую снедь, вместо скамеек положили брёвна. В этот вечер стол был богатым – два мешка тройного объёма Хвощ приказал полностью набить продуктами, благо разносолов в башне нашлось предостаточно. Пушистый – совершенно лысый, среднего роста бандит с белым пушком за ушами – нёс к столу из жердей огромную бутыль, переливавшуюся тёмно-красным, и вдруг поскользнулся на тонких, покрытых грязью ветках. Он нелепо раскорячился, пошатнулся, взмахнул руками, Свист и Флейта кинулись поддержать, вот только не товарища подхватили – тот таки грохнулся в склизкую грязь, – а бутыль, что заманчиво плеснула содержимым. Пушистый, чертыхаясь, перевернулся, пытаясь встать, теперь у него проехала рука, уже с меньшим грязевым эффектом, а разбойнички вдвоём держали посудину, оторопело разглядывая потерпевшего.
– Не разбилась? – обеспокоенно спросил Пушистый. Флейта отрицательно помотал головой, а Свист принялся разглядывать бутылку, проверяя, как она себя чувствует.
– Хреново мне что-то.
– Ничего, пообвыкнешь. – Никита был настроен оптимистично. – Пару дней, и войдешь в норму.
Тарас с сомнением покачал головой.
– Хреново мне здесь.
Никита встревожился.
– Что-то конкретное?