Ожог от зеркала

– Да? – смущенно сказал Тарас. – Я тут...

– Судя по всему, ты тут закусывал.

– Ну да.

– Чтобы не пахло?

– Да просто так вкусно.

– Как может быть вкусно пить одну дрянь и закусывать другой?

– А у нас в селе все так пьют. И Хвощ, кстати, так же пьёт.

– С Хвощом, что ли, пили?

– Чуть-чуть. После баньки.

– Спать будешь на правом боку. И не вздумай поворачиваться.

– А приставать можно?

– Только в наморднике.

– Каком ещё наморднике?

– Специальном. Чтобы запахов не пропускал.

– Ну и ладно, – обиделся Тарас, повернулся на правый бок и заснул. Варька ещё долго лежала с открытыми глазами.

Глава 36

На посту, что выставили разбойники, сидели двое. Жевали ароматическую смолку, без никакой водочки или пьяных грибов. Ласковое прощание с людоедами не расслабляло. Бойцам Хвоща было как-то не по себе. Вряд ли кто способен был это сформулировать, но изменилось мироощущение банды – каждый из них неожиданно стал собственником, которому было что терять. И прежняя удаль чуточку поблёкла.

– Слышь... Чего-то вроде... Хрустнуло, что ль...

– Да ладно. Какая-нибудь белка.

– Какие здеся белки. Лазутчик-нетопырь али ещё какая нежить...

– Блазнится тебе, Шило. Нетопырей не бывает. Сказки только.

– Люди разное говорят...

– Люди расскажут.

Шило отошел от костра, внимательно вглядываясь в темноту. Вряд ли он хоть что-нибудь видел, но картинки рисовались нешуточные.

– Слышь, Укроп... Ты стрелков знаешь? Твари такие на воронах?

– Кто ж их не знает. Только они на соколах.

– Один хрен. Всё равно не как люди. Так вот мне один человек баил, что Сцилла другого летуна придумала. Такой же, только нежить, нетопырем перекидывается.

– И кровь могёт сосать?

Шило, открывший рот для продолжения, разочарованно его захлопнул. Пожевал немного бледными губами и спросил:

– А ты откуда знаешь? Я ж никому не рассказывал.

– Да я эту присказку уж пятый раз слышу. Как мыша летучего увидишь, так обязательно кто-то сболтнет. Враки это. А Сцилла твоя обычная ведьма. Лечит да порчу наводит.

Шило задумался. Потом хлопнул себя по лбу.

– Даже возле костра кусают, твари.

– Небось летучий нетопырь? – посочувствовал Укроп.

– Нет, слепень. Но здоровый. Чуть лоб не откусил.

Его собеседник широко зевнул.

– Спать что-то хочется.

– Это у тебя воздуха в голове не хватает, – поставил диагноз Шило и тут же спросил: – А ты, говорят, вчера щуку поймал здоровущую?

– Ну да, – оживился Укроп. – Охренеть какая щука. Как лось.

– Ну уж и как лось, – не поверил Шило.

– Да точно говорю. Прикинь, я голову к крыльцу подтаскивал, а хвост только из воды показался.

Шило засмеялся, представив это чудовище. Потом задумался.

– Слушай, а стрелок же на птицах летает?

– Летает.

– На воронах летает. Или на этих, как его...

– На соколах.

– Ну. И почему он не могёт так же в летучую мышь перекинуться?

– Потому что перекинуться можно в волка либо медведя. И медведь будет небольшой, а волк, наоборот, здоровущий. А летучая твоя мышь тогда как бегемот получится. Ты как из тундры, Шило, ты ж возле столицы жил всё-таки.

Шило поворошил палкой в костре, бесцельно пересыпая искры.

– Ну и что ж, что бегемот. Большая тоже могёт быть. Летает себе большая тварь на пленочках...

– На перепоночках. На перепонках мыши летают, а на пленочках летает гондола, её из них специально шьют.

– Летает себе такая тварь на перепоночках, – невозмутимо продолжал Шило, тщательно перемешивая угли, – и как присосется, так уже и мама не скажешь. Потому и не знает про них никто. Или, к примеру, шаман. От соседей наших. И не надо Сциллы... Или волколаки...

Укроп безнадёжно махнул рукой. Потом прислушался к шорохам ночного леса, но никакие кровососы, кроме редких замёрзших слепней-чинзана, оттуда не показывались.

Вдоль оврага к стоянке Хвоща медленно двигался человек. Фигура его была темна, несмотря на яркое солнце, ходьба странным образом напоминала скольжение. Контуры человека казались размытыми, на нём был длинный плащ с капюшоном, но даже серый плащ выглядит так только в сумерки. Расклёвывавшие лошадиную лепёшку воробьи позволили ему пройти буквально в шаге. Походка монаха была бесшумной, даже снег как будто не скрипел, ступал он так, чтобы иметь возможность в любое мгновение скатиться в овраг. Там, где тропинка удалялась, человек смещался в заснеженную траву, мягко ступая у самой кромки оврага и стараясь держаться деревьев. В такие моменты за ним тянулся отчётливый след. Не будь этих отпечатков, его вообще можно было бы принять за призрак.

В руках у человека змеился посох. Чёрная изогнутая палка иногда казалась живой, но исполняла именно функции посоха, и монах опирался на нее при каждом парном шаге. Худощавый и смуглый, с лицом аскета, он был довольно молод, не более тридцати пяти – сорока лет. Правая кисть отсутствовала, однако иногда он уверенно прижимал посох культей, тот как будто «залипал» на обрубок руки.

Сторожевой пост его не заметил.

Сам монах этому не удивился – он шел прямо к охранявшим тропу разбойникам. Не пригибаясь, не маскируясь, если не считать маскировкой всё его странное движение, он вышел на сторожевую пару чуть ли не в лоб, и только тут его увидели.