Я смотрю на него, а он — на меня, но тут же опускает взгляд. Значит, оно действительно обо мне.
Рядом со мной Эшлин прикрывает рот рукой.
— Боже мой, — хихикает она. — Я и не знала, что Алекс у нас — поэт!
У меня начинает кружиться голова.
— Кто это сделал? — требует ответа Алекс. Он весь покраснел. Да, он определенно расстроен.
Рив загибается от смеха.
— Бро, это та самая песня, над которой ты работал? Да ладно тебе. Не стоит стыдиться. У тебя отлично получилось. Ты — талант.
— Заткнись, Рив.
Мы все наблюдаем за тем, как Алекс принимается срывать плакаты. Интересно, как Кэт умудрилась развесить их так высоко?
— Алекс, мужик, давай, как эскимосы, будем носами целоваться всю ночь напролет? — предлагает Рив, приобнимая друга и снова взрываясь от смеха.
Алекс отталкивает его.
— Это ты сделал?
— Нет! Клянусь твоей красной лентой! — качая головой, отвечает Рив.
Алекс срывает оставшиеся ксерокопии и в ярости уходит, по пути выбрасывая их в мусорное ведро.
Рив начинает напевать стихотворение, и все смеются. Я подхожу и вырываю у него из руки плакат.
— Ты такой придурок, — громко заявляю я, а потом обращаюсь к Эшлин: — Давай вернемся в класс.
Когда мы с Эшлин разворачиваемся и уходим, Рив кричит мне вслед:
— Тебе нужно поработать над чувством юмора, Чо.
Но я не оборачиваюсь. Просто продолжаю идти. Эшлин что-то говорит о стихотворении Алекса или его песне, но я едва обращаю внимание на ее болтовню. Я не могу перестать думать о выражении лица Алекса в тот момент, когда наши взгляды встретились. Неужели я действительно ему так нравлюсь? Но если это правда, то что он делает с моей сестрой? Бессмыслица какая-то.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
МЭРИ
Я чувствую себя совершенно другой. При виде Рива в коридоре не схожу с пути, чтобы избежать с ним встречи. А просто прохожу мимо с высоко поднятой головой, потому что мне наплевать, заметит он меня или нет. Даже если он вдруг меня узнает, как я того хотела в первый день учебы, несмотря на то, что теперь выгляжу иначе, — не важно. Даже если Рив извинится, ему все равно достанется. Механизм уже запущен.
Я слишком долго оставалась в тени. С меня хватит. Поэтому, шагая по коридору, я улыбаюсь всем этим незнакомцам. На уроке биологии, когда Джеймс Терншек делает на бунзеновской горелке слишком сильное пламя и мензурка трескается, я смеюсь вместе с остальными. Мне даже плевать, что нам придется начинать лабораторную сначала.
Под конец дня мне в коридоре встречается Лилия. Я направляюсь на математику, а она стоит возле питьевого фонтанчика, придерживая одной рукой свои длинные черные волосы и нагнувшись над струйкой воды. Я бы продолжила идти дальше, если бы не ее реакция на мое появление. Лилия делает огромные глаза, раза в два больше обычного размера, и слегка дергает головой, как будто хочет поговорить.
Я пытаюсь незаметно остановиться и вернуться назад. Прижав к груди учебники, подхожу и делаю вид, что изучаю объявление студенческого совета на стене.
Как только я оказываюсь рядом с Лилией, та отпускает волосы. Они тут же закрывают ее лицо, а кончики нескольких прядей падают в раковину и намокают. Наверное, Лилия поступает так, чтобы никто не видел, что она со мной разговаривает.
— Встретимся после школы возле бассейна. Хорошо, Мэри? — шепчет она так тихо, что мне приходится напрячь слух, чтобы ее расслышать.
Я киваю, и мы расходимся в разные стороны.
* * *
Бассейн находится в отдельном здании, которое сейчас закрыто на ремонт. Его подготавливают к зиме, к началу плавательного сезона. Заклинившая дверь приоткрыта, поэтому я проскальзываю внутрь.
Я прихожу последней. Лилия и Кэт вместе сидят на высоком кресле спасателя и, склонившись, что-то смотрят в телефоне. Лилия крутит во рту леденец, Кэт теребит рваный край джинсов.
— Привет, — говорю я. — Что вы там смотрите?
Лилия спрыгивает с кресла, от чего ее плиссированная юбка слегка приподнимается. Она отводит леденец в сторону, и теперь белая палочка торчит в уголке рта.
— Кэт сегодня сняла видео, где ученики в столовой распевают песню Алекса.
Кэт спрыгивает следующей, ее ботинки шлепают о цементный пол. Она протягивает мне телефон, чтобы я тоже посмотрела.
— Эти ребята зачитали ее как рэп. Но я слышала и другие вариации: в стиле джаза и тяжелого металла…
— Господи, — удивляюсь я, — может, Алекс действительно пишет хорошие песни? Раз они так заседают у всех в головах.
Кэт разражается смехом, который заполняет все здание и эхом отскакивает от каждой стены и плитки.
— Надо отдать ему должное, эта фигня цепляет. — С этими словами она достает из кармана сигарету и прикуривает ее.
Я начинаю нервничать, потому что Кэт не стоит здесь курить. Но останавливать ее я не собираюсь. Вместо этого спрашиваю:
— Думаете, кто-то подозревает, что за всем этим стоим мы?
Кэт закатывает глаза.
— Никто нас не подозревает. Никто даже не знает, кто ты такая.
Очевидно, заметив, что я обиделась, Лилия добавляет:
— Да. Вот поэтому ты — наше секретное оружие!
— Ага, тихое, но смертельное, — шучу я.
— Как пердеж! — лопаясь от смеха, произносит Кэт.