- Она…Просто она удивительная девушка, каких я не встречал. Я хочу всегда быть с ней рядом, хочу быть для нее тем, кому она сможет доверять на все сто, знать, что я всегда приму ее, любой. Хочу обнимать ее, дарить тепло, чтобы она всегда была счастлива и чтобы ни в один день на ее лице не скользнула тень грусти. Хочу подарить ей только самое лучшее, наблюдать, как сладко она спит, быть рядом, когда она болеет, дурачиться с ней, понимая, что это не сон и не пустые фантазии. Когда я рядом с ней, то чувствую себя другим человеком. Становлюсь другим человеком. А когда обнимаю ее, то мне хочется обнять еще крепче, не отпускать ее, быть рядом. Просто рядом. Вдыхать запах ее волос, перебирая их пальцами, смотреть, как солнце играет своими лучами на ее лице, а она улыбается. Она одинока. Очень одинока, и думает, что все ее покинут, но я нет. У нее проблемная жизнь, но она в упор делает вид, что все хорошо, что все, черт возьми, прекрасно, но я знаю, что это не так, от этого самому больно становится. Я люблю ее. Больше жизни люблю, еще с самого детства. Даже когда она ходила без двух передних зубов в восемь лет, я любил ее. Любил ее с разбитыми коленками, с зеленкой по всему телу, когда была ветрянка. Даже когда она втягивала меня в какие-то передряги, за что мы потом получали и не хило, я любил ее. Люблю и сейчас. Она единственная, кто мне нужен, о ком я по-настоящему заботился. – Никита сказал это с большим трудом. Внутри у него было непонятно что, то ли пустота, то ли черная дыра, из которой вырывались его эмоции, его боль. – А сегодня…я предложил ей пойти со мной к Вам, но она сказала, что пообещала своему парню пойти с ним на какую-то дебильную выставку! – вновь достав из кармана помятую фотографию, Ник всхлипнул носом. – Этот день…тогда мы были по-настоящему счастливы. На моей памяти, это был самый счастливый день, и порой мне хочется порвать эту фотографию, сжечь все наши альбомы, забыть ее, не думать о ней, но каждый день я только и делаю, что думаю о ней, думаю о том, тепло ли она оделась, хорошо ли позавтракала или как себя чувствует. У меня в каждом слове – все о ней. Раньше я справлялся с этим, надеясь, что когда-нибудь буду счастлив, но чем старше становлюсь, тем мне больнее. Больше и сил никаких нет.
- Можно посмотреть фотографию? – кивнув, шатен протянул помятую фотокарточку Наталье Викторовне, и женщина улыбнулась, смотря на счастливые лица ребят. Эти детишки стали ей уже как родные. Она лечила их обоих, и потому, слушая сейчас все, что говорит Никита – женщине и самой становится больно. Она всегда видела в них хорошую пару, две половинки одного целого, которые просто надо соединить. – Вы здесь очень счастливые. Самой даже улыбнуться хочется. – протягивая фотографию обратно, Наталья Викторовна, откинулась на спинку стула, сделав глубокий вдох.
- Знаете, извините, но я, наверное, пойду. Думаю, не стоит пока что прекращать сеансы. До свидания. – Никита направился к двери, но перед самым выходом, психотерапевт остановила его.
- Но, мы даже не закончили сеанс, ты уверен, что хочешь уйти? Время еще есть и…
- Мне лучше, спасибо.
Оказавшись за дверью, шатен вздохнул, сжав в руках фотографию, скомкав ее в шарик и сунув обратно в карман. То, что мы любим, доставляет нам больше всего боли, так? Медленно убивает нас, проникая в каждую частичку нашего тела, как рак, который невозможно вылечить, который попросту мучительно тянет тебя в могилу.
***
Лизе было не по себе. Всю выставку она была будто на иголках, неспокойно, места себе не находила, но причины тому не знала. Точнее, она вспоминала произошедшее дома. Как она отказала Никите, и вместо того, чтобы поддержать единственного дорогого ей человека, пошла на выставку с парнем. Но как же именно следовало поступить? Отказать Матвею? Или она сделала все правильно, потому что сдержала данное обещание? Черт. Сильно кружится голова, а колени дрожат, но нельзя дать слабину из-за всего этого. Только не здесь, не сейчас. Однако, несмотря на попытку сохранить спокойствие, девушка все же едва не упала, но, к счастью, брюнет вовремя ее подхватил.
- Ты в порядке? – поинтересовался Матвей, отводя Лизу к ближайшему креслу.
- Да, извини, наверное, это от голода. Со вчерашнего дня ничего не ела. – да, от голода, конечно. Ты лгунья, Лиза. Всегда лжешь и всем. Лгунья. Лгунья. Лгунья. Лжешь сама себе, не противно ли? – Матвей, не принесешь мне воды? – ответив согласием, парень ушел, а Антонова, достав мобильник, набрала номер Ника, приложив телефон к уху. «Абонент временно недоступен». Еще на сеансе? Да нет, вряд ли, часа три уже прошло, дома должен быть. Тогда почему не отвечает? Тревога только усиливалась, и блондинке становилось совсем уже плохо от волнения. Ей казалось, что ее сейчас может вырвать. Вяземский вернулся довольно быстро, протянув Антоновой бутылку с водой. Попив, девушка немного успокоилась, согласившись, продолжить просмотр картин.