Озил. Автобиография

Я попросил их об этом вполне спокойным тоном. Но это ни к чему не привело. Как только я поехал дальше, возобновилось и преследование. В итоге мы решили никуда не ехать и просто вернуться домой. Когда я уже подъезжал, то заметил, что в мое отсутствие на участке собралось еще больше фотографов.

«Месут, ты только поаккуратнее, – сказал Эркут. – А то ненароком заденешь кого-то из них». Так что я на черепашьей скорости полз к въезду, в то время как папарацци снаружи со всех сторон снимали мой автомобиль. Настоящая буря фотовспышек, от которой хочется убежать или уехать прочь. Внезапно послышался грохот. Какой-то фотограф со всего размаха налетел локтем на боковое зеркало, которое оглушительно упало на землю. Я думал, мои глаза меня обманывают. Фотограф испустил вопль и обратил ко всем перекошенное болью лицо. Он держался за локоть и так закатывал глаза, как будто вот-вот упадет в обморок. Через секунду он уже кричал: «Он на меня наехал. Этот чел хотел меня задавить!»

Остолбенев, я остался сидеть в машине. Я ничегошеньки не сделал. Моя машина направлялась к въезду со скоростью менее 5 км/ч. И никто не находился от нее в такой близости, чтобы оказаться задетым. «Ты это видел?» – спросил я Эркута, который был шокирован не меньше меня. «О да», – отозвался он. И добавил: «Не волнуйся. Мы просто не будем реагировать».

Это была самая подлая попытка провокации из всех, когда-либо предпринимавшихся в отношении меня. Даже хуже, чем выходка Давида Вильи, этого трусливого пса, в матче «Барса» – «Реал».

А этот цирк с папарацци все не кончался. Он вызвал «Скорую помощь»; машина подъехала к моему дому уже через несколько минут, где начали его осмотр. Наведались ко мне и полицейские. Они протестировали меня на алкоголь, разумеется, ничего не обнаружили и выслушали нашу версию событий.

Работники полиции сохраняли спокойствие и начинали сомневаться в той чепухе, которую им всем скопом наговорили папарацци.

«Вы также можете воспользоваться записями с камер наблюдения, которые везде развешаны по этой улице и перед каждым домом, – предложил Эркут. – И вы сами убедитесь, что Месут не делал ничего из того, о чем сказали эти господа».

Полицейские поверили нам на слово. Хотя было приятно сознавать, что при случае мы могли бы предъявить доказательства того, что папарацци солгали.

Журналисты хотели раздразнить меня. Им требовались снимки, на которых я был бы запечатлен выпрыгивающим из машины и грозно надвигающимся на фотографов, которые потом получили бы от газет барыши. Когда этого добиться не удалось, они захотели выставить меня лихачом.

Я вынужден мириться с фотосессиями. Мне хорошо известно, что, сделавшись публичной персоной, ты перестаешь принадлежать себе. Но эти попытки манипулировать мной и выставлять в дурном свете определенно зашли уже слишком далеко.

Подобное происходило несколько лет назад, когда умерла моя бабушка. Ее не стало во время чемпионата мира – 2010. Тогда мне также пришлось испытать на себе бесцеремонное преследование.

Моя милая бабушка Мюнневер ушла из жизни в возрасте 73 лет, за считаные дни до матча ⅛ финала со сборной Англии. Отец планировал рассказать мне об этом лишь после чемпионата, чтобы лишний раз не волновать меня. Но братец считал, что со мной сразу же стоит поделиться печальной новостью. Приближались похороны, и у него имелись опасения, что об этом разнюхает какой-нибудь журналист и опубликует статью. «Ты только представь, что Месут прочитает об этом в новостях, а не узнает от нас», – сказал Мутлу. И отец согласился с ним.

Бабушка проводила по нескольку месяцев в Германии, если приезжала погостить. Она жила у нас в квартире. Она окружала нас, детей, любовью, теплом и нежностью. Бабушка всегда звонила мне после матчей и поздравляла с каждым забитым голом или голевым пасом.

И вдруг ее не стало. Мало того, что я не успел попрощаться с ней. Мало того, что я не смог присутствовать на похоронах в кругу семьи в мечети Узуналиоглу Махаллеси близ Хишироглу. Меня еще и обступили фотографы, когда после чемпионата мира я приехал к ней на могилу, что определенно выходило за рамки приличий.

Я приехал, чтобы попрощаться с ней. В одиночестве переживать тоску и скорбь. В тот момент я был совсем другой Месут Озил, не футболист и не любимец публики. Я был человеком, потерявшим близкого человека. Которому хотелось погрузиться в воспоминания, что было весьма затруднительно, когда тишину нарушают стоящие позади фотографы с щелкающими камерами.

Думаю, многим трудно себе представить, что значит – постоянно быть в центре внимания. Конечно, это бывает очень приятно. Но когда внимание к твоей персоне не ослабевает по 24 часа в сутки, это также начинает сильно напрягать.

Я доволен своей жизнью, своей удивительной жизнью, которую ведут далеко не все вокруг. Но я плачу свою цену за славу. Ведь, если разобраться, я живу в золотой клетке.