Озорной вампир

Саша вздрогнула, как ужаленная. Их совместная история была не из приятных. Она слышала эти истории, хотя для нее они были просто легендами. Предлог для берсерков и Сортиари, чтобы начать войну против них. В любом случае, ей не понравилось обвинение в его тоне. Она не имела никакого отношения к тому, что случилось с их женщинами, и все же, она и каждый дампир и вампир на земле, очевидно, была вынуждена заплатить за это.

— Как и все вампиры были казнены берсерками. — Она могла дать столько, сколько получила, и не собиралась стоять здесь и терпеть его оскорбления.

Темные глаза Эвана сузились.

— Не все. Иначе тебя бы сейчас здесь не было.

Она недоверчиво рассмеялась. Со связью или без, она не собиралась больше слушать эту чушь. Это так типично для берсерка — думать, что две ошибки могут стать добром. Она вырвала руку из его хватки. Сотни гневных возражений вертелись у нее на языке, но Саша проглотила их. Не стоит говорить больше ни слова. Кроме того, у нее было чувство, что он будет рад спорить с ней весь день, если представится такая возможность. Она развернулась на каблуках и, набрав сверхъестественную скорость, в мгновение ока пересекла склад, направляясь к стыковочному ангару. Эван не поймал бы ее, если бы захотел погнаться за ней. Саша остановилась у стыковочного отсека и оглянулась через плечо на пустое место. Ее сердце сжалось от волнения, наполовину от облегчения, наполовину от разочарования, что он не преследовал ее. Она потерла грудь, будто это могло каким-то образом прогнать это ощущение, отвернулась и продолжила бежать.

Несмотря на сверхъестественную выносливость, Саша пожалела, что позволила Эни взять машину. Возвращение из долины в Лос-Анджелес только усилило ее и без того кипящий гнев. Кроме того, одиночество давало Саше много времени на размышления, позволяя снова и снова прокручивать в голове все, что произошло. Образы эмоций, которые отразились на лице Эвана, когда он понял, что она укусила его, обжигали Сашу. Грудь болела, как будто кто-то расковырял ее ложкой, и она боялась, что тупая боль никогда не пройдет. Даже Саид в своей бесстрастной отрешенности не причинил ей такой боли, как Эван.

Если это то, что значит быть привязанной, Саша не хотела в этом участвовать. Она хотела отправить свою душу обратно в забвение, где ничто и никто не мог коснуться ее. Где ее сердце было защищено от тех, кто мог так небрежно вырвать его из груди. Боги. Она и забыла, какой чувствительной может быть. Красота жизни без души в течение всех этих месяцев заключалась в том, что она дала ей возможность ожесточить сердце. Или хотя бы создать иллюзию этого. До того, как она была обращена, она боялась этой пустоты. Она боялась, что может онеметь.

Саша остановилась как вкопанная. Она согнулась пополам, обхватив себя руками, и издала крик разочарования, который эхом отразился от зданий вокруг нее. Это не помогло снять напряжение, накопившееся внутри, и не облегчило тупую боль в груди. Слезы навернулись на глаза, но она не позволила им пролиться. Берсерк был не более чем средством для достижения цели. Способом вернуть то, что она потеряла. Было много мужчин, которые отдали бы конечность за возможность иметь ее клыки у своего горла. Ну и что с того, что она ему не нужна? К ней вернулась душа. Ей больше ничего от него не нужно. Она могла позволить этому быть концом и двигаться дальше.

На самом деле, это то, что она должна была сделать.

В реальности ситуация была такова, у нее не было другого выбора.

***

— Черт!

Эван ударил кулаком по шлакоблочной стене, и она треснула от силы удара. Кожа треснула на костяшках пальцев, и четыре алые капли образовались там, прежде чем раны почти мгновенно закрылись. Волна гнева поднялась внутри него так сильно, что поток силы заставил покачнуться на ногах. Он хотел погнаться за Сашей. Снова схватить ее за руку и прижать к себе. Раздеть ее и трахать до изнеможения.

Внутри здания, толпа приветствовала двух новых бойцов. Ночь была еще далека от завершения, и сегодняшняя аудитория была особенно кровожадной. Эвану не достанется сегодня несколько тысяч долларов. Он мог драться до тех пор, пока не устанет стоять, и Дрю придется тащить его задницу домой. Он должен что-то сделать. Потому что если он этого не сделает, его собственные мучительные мысли сведут с ума.

Обида на лице Саши прожгла его чертову сетчатку. Она пронзила его острее любого клинка и глубоко вонзилась в кожу. Это была рана, которую сверхъестественное исцеление не могло залечить. Тип раны, которая оставляет шрам. За свою долгую жизнь Эван причинил боль многим существам. Физически. Эмоционально. Психически. До сих пор ничто из этого не давило на него.

До нее.

Если она не околдовала его, то почему он так себя чувствует? Если она ничего с ним не сделала, то почему причинение ей боли так ощутимо? Что, черт побери, в ней такого особенного? Что сделало ее другой? Эван запустил пальцы в спутанные волосы и потянул за пряди. Ничто, кроме ножа для колки льда в черепе, не могло выбросить Сашу из головы.