— Друг мой, — сказал ему добрый анжуец, — когда я прокукарекал во второй раз, он схватил нечто, весьма напоминающее штаны, подштанники и башмаки, мне даже показалось, будто в руках у него был камзол, так что любой другой на моем месте принял бы его за молодого красавца, ибо наружностью и замашками своими он весьма походил на мужчину.
— На нем была сорочка?
— О да, и совершенно белая.
— Это противоречит господину Паскье[159], который утверждает, что демоны белого не носят…
— Я убедился в его демонической сущности по тому, сколь бесшумно он выпрыгнул из кровати, а потом в окно… это было похоже на полет.
— А что он делал до того?
— Он наваливался на мою бедную жену, она отбивалась и кричала, и это доказывает его адскую сущность более, чем прочие улики, ибо любовные утехи противны моей половине до глубины души.
— Ты видел рога?
— Нет, я видел инкуба только сзади, и сзади он был точь-в-точь человек, и кожа у него казалась столь же белой, сколь бела оная у моей жены, и я не заметил ни клочка козлиной шерсти, каковая, согласно церковным нашим учителям, является отличительной чертой инкубов…
— Копыто у него было раздвоенным?
— И с когтями, — отвечал Пишар. — Иначе разве мог бы он карабкаться на манер ящериц?
Засим оба пошли будить кюре того прихода, к коему прилежало селение, а в полночь с превеликими предосторожностями явились в дом Пишара, с тем чтобы набросить епитрахиль на шею сего инкуба и позабавить град Анжу его сожжением. Самым храбрым из их троицы был господин Боден, смело заверявший, что встанет у оконного проема и не позволит инкубу ускользнуть от них этим путем; кюре вместе со своим служкой занял место у двери, а Пишар, опасаясь, как бы инкуб не спрятался в смежной со спальней каморке, весьма ловко самолично туда проскользнул. И все они прямо посередь дьявольского удушения напугали добрую даму Пишар священными заклинаниями, «Vade retro Satanas»[160] да еще и зажженными свечами в придачу! Заклинатели застигли демона в тот самый миг, когда он развлекался с дамой прекраснейшей игрой с кием и двумя шарами.
— Вот видите, кум, — сказал Пишар Бодену, — напишите Паскье, у него белая сорочка…
— Но это же сын господина де Сиврака, — воскликнул объятый великим страхом священник.
— Нет, — вскричала прекрасная дама, пристыженная тем, что все видят ее в совершенном соитии с инкубом, — клянусь вам, это демон, хватайте его, господин кюре, освободите меня, не то я погибну…
— Госпожа, — обратился к ней Боден, — послужите науке, опишите, что вы чувствуете?
— Смертельный холод во всех моих членах…
— Сие служит подтверждением одному из положений моей книги относительно семени дьявола, кое подобно льду, и сей факт был засвидетельствован тремя ведьмами, сожженными в последнее время в Абвиле, Мо и Лаоне…
Демон, с епитрахилью на шее, кою кропили святой водой священник и его служка, извивался и корчился, точно разрубленная ящерица-медяница, испускал адские вопли, говорил по-гречески и по-магометански, призывая себе на подмогу Вельзевула, Астарота, Маммону, Баала, Белиала и прочих.
— Кричи, кричи! — повторял добрый Пишар. — Пожар! Горим!
— Бог мой, ну вылитый сын господина де Сиврака, — вздыхал служка.
— Вам надобно, — молвила дама, боявшаяся демонов куда больше, чем мужчин, — срочно отправиться к господину де Сивраку и проверить, там ли его сын, сие послужит еще одной уликой против этого демона…
Тут инкуб принялся рычать, точно волк, и корчиться в попытках стряхнуть с себя епитрахиль.
— Скорее! — воскликнули два друга, спустились во двор и вскочили на лошадей.