Озверевшая

Попытка отравить тварь в моем брюхе ни к чему не привела. Курение, выпивка, пауэрлифтинг и прочие варианты избавления от проклятия не принесли результата. Может, траходемон был непобедим, может, он на самом деле был демоном? Он ведь требовал человечины. Мучил меня. Вдруг, когда он выползет из моего чрева, у него лбу будет гореть 666? Дьявольское отродье или нет, но скоро придет его час. С каждым днем я чувствовала себя все более опухшей и разбитой. Начала замечать животик. Сходила с ума от беспокойства и навязчивых мыслей. Если не случится чуда, через полгода я стану мамой　

Я снова начала думать о самоубийстве. Не из жалости к себе, а из отвращения к тому, что грядет, — к унижению и полному краху. Глупо было бы полагать, что мне удастся скрывать беременность. Даже если я протяну лето, осенью вернусь в школу с пляжным мячом вместо живота. А еще был отец. Хотя он и уезжал надолго, я сомневалась, что командировка будет длиться шесть месяцев. Самоубийство манило все сильней — давняя мысль, вернувшаяся с новой силой. Можно было рассматривать суицид как еще один вариант унижения. Это ведь уничтожит образ, который я лелеяла. Но позор от самоубийства — ничто по сравнению с позором от подростковой беременности. Убить себя — значит сделать заявление. Послать весь мир к черту. А залететь, не получив даже права голосовать, без папочки для малыша... просто отстойно. Самоубийство это студентка, изучающая искусство в Нью-Йорке, подростковая беременность — официантка в стрип-клубе Джексонвилля, Флорида.　

Меня всегда задевало негативное отношение людей к самоубийству. Словно это грех или поражение. Я восхищалась теми, кто волевым усилием выбирался из этой горящей клоаки. Горячие линии, лекарства, группы поддержки для неудавшихся самоубийц существуют лишь потому, что люди переоценивают жизнь. В них слишком много человеческого. Между тем проблема перенаселения стоит острее, чем раньше. Количество людей на планете зашкаливает. Зачем нам ценить то, чего и так навалом? Думаю, большинство превентивных мер, касающихся суицида, связаны не с помощью неудавшимся самоубийцам, а со спасением их близких от боли и чувства вины. Люди удерживают других от прыжка с карниза потому, что не хотят видеть мозги у себя на пороге.　

Я сильно романтизировала самоубийство, и все же решиться было непросто, особенно теперь, когда у меня появилась причина жить. Я наслаждалась каждым днем, открыв другую сторону своей личности, которая слишком долго таилась во тьме. Пытки, унижения, убийства друзей и знакомых не только доставляли мне удовольствие, но и наполняли чувством собственной значимости. Я жила на свете не просто так. Из манипуляторши превратилась в убийцу. Это откровение связало меня с моей тенью, с Ид. С девочкой, которую общество подавило и едва не втоптало в пыль, чистой и честной, какой я была лишь в глубоком детстве. Теперь я прятала ее, ради собственной безопасности, но больше не отрицала ее нужд. Теневой мне — настоящей мне — хотелось жестокости и грязного секса. Без них я зачахну, как траходемон без человечины.　

Смешно, но теперь я жила ради смерти.　

***

Решения не было.　

Я стану жить одним днем и надеяться, что меня посетит блестящая мысль. Я уговаривала себя, что беременность не так страшна, как кажется, что женщины по всему миру справляются с этим. Говорила, что всегда смогу отдать траходемона на усыновление. При мысли о ребенке-людоеде, прогрызающем путь через приют, я захихикала, но, даже пытаясь быть позитивной, понимала, что это юмор висельника. Наступал конец света. Может, и не для шлюшки-мамочки, но для подающей надежды девушки вроде меня это точно была медленная, ужасная смерть.　

Я зашла в тупик. Нельзя действовать, если не знаешь как. Оставалось только жить одним днем, пытаться отравить тварь в животе и смотреть, что дальше. Я знала, что обратный отсчет уже начался, но устала об этом думать и крутить в голове одни и те же мерзкие мысли.

Может, если жить так, как будто в животе у меня не тикает бомба, решение придет в самый неожиданный момент.

После того как школу в связи со смертью очередной ученицы закрыли еще на день, мы вернулись к занятиям. Последняя неделя перед каникулами началась. Школа наняла дополнительных психологов-консультантов. В честь Кейтлин, Дерека и Дакоты решено былопровести вечер памяти. Прямо на нашем стадионе, чтобы люди со всего города пришли и толкали речи о том, какими милыми подростками были жертвы. Школьные коридоры дышали унынием. Ученики не просто утратили живость, которая прорывалась в последние дни занятий, они перестали смеяться даже над привычными шутками. Облако страха и отчаянья отбросило на всех серую тень, и учителя работали с подавленными школьниками так, словно это был тяжкий крест. Мне этот ад пришелся по вкусу. Я вселила столько боли и чистого ужаса в сердца и умы знакомых! Мне даже захотелось кому-нибудь рассказать. Это было просто грандиозно.