П. А. Столыпин

Не ограничившись проведением многочисленных постановлений в порядке статьи 87, П. А. Столыпин не остановился пред представлением государю императору об изменении закона о выборах в Государственную думу в прямое нарушение условий, установленных 87-й статьей, и в целях предоставления преобладания в Г<осударственной> думе представительству привилегированных, имущественных классов и реакционных элементов. Это нарушение данного с высоты престола обещания в значительной мере поколебало в стране престиж монархической власти и еще более укрепило недоверие к бюрократическому правительству. Всем хорошо памятно, каким давлением со стороны власти сопровождались в 1907 году выборы в Г<осударственную> думу 3-го созыва, причем правительство не остановилось даже перед вовлечением в политическую борьбу духовенства и перед подчинением своему влиянию Сената, руководящие разъяснения которого в 1907 году вступали нередко в противоречие с прежними его разъяснениями и с самим избирательным законом.

П. А. Столыпин ставил своим идеалом великую Россию, но величие ее он видел в укреплении ее внешнего могущества и в усилении мощи правительственной власти внутри страны. В таком величии государства он признавал самодовлеющую цель, при которой существеннейшие задачи государства – обеспечение всем гражданам свободы, равных для всех личных и политических прав и содействие осуществлению общего блага и высшей правды – отступали на задний план. П. А. Столыпин в государственном строе и государственной жизни, по-видимому, не признавал надлежащего и необходимого значения нравственного начала. Так, например, поставив себе целью разрушение общинного землевладения, он рассматривал общину исключительно как стеснительную опеку над личностью и совершенно не обращал внимания на то, что общинное пользование землей отвечает жизнепониманию народа, вытекающему из религиозного его сознания. В речи, сказанной 5 декабря 1908 года в Г<осударственной> думе при обсуждении земельного закона, П. А. Столыпин между прочим говорил, что закон не должен ставить преграды обогащению сильного, он должен иметь в виду разумных и сильных, а не пьяных и слабых, и что правительство, проводя в порядке ст<атьи> 87 закон 9 ноября 1906 года, ставило ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных. В защиту этого же закона председатель Совета министров 10 мая 1907 г. указывал в Г<осударственной> думе, что землевладельцы не могут не желать иметь своими соседями людей спокойных и довольных вместо голодающих и погромщиков. Эта аргументация является очень характерной для понимания всей государственной деятельности П. А. Столыпина: она руководилась культом силы и была направлена, с одной стороны, к охранению бюрократического абсолютизма, а с другой – к поддержке имущественных классов, не считаясь с требованиями общего блага и нравственного долга.

П. Н. Милюков Воспоминания

Конфликт между министрами вне Думы («Министерство доверия» или роспуск?)

<…> 13 мая Горемыкин «едва слышным» голосом прочел эту декларацию¹ – не царя к Думе, а министерства, без упоминания о полномочии царя. Декларация была груба по форме и слабо мотивирована по содержанию. Совершенно незаконное заявление о том, что аграрное предположение Думы «недопустимо», вызвало среди депутатов целую бурю. Не только к.-д. и трудовики, но и M. M. Ковалевский² и граф Гейден доказывали с трибуны неконституционность декларации и в один голос кончали свои речи требованием отставки правительства и замены его ответственным министерством. Горемыкину удалось только объединить Думу на основном требовании к.-д. Формула «недоверия» к правительству была единогласно принята Думой. Брошенная сверху перчатка была поднята, и думская «идиллия» кончилась. 13 мая стало датой, которая знаменовала начало открытой борьбы.