Это их поведение в Киеве не представляло исключения. Вся их деятельность в тот период вообще была ничем иным, как работой по разложению аппарата политического розыска. Позднее мне передавали, что именно так ее расценивал Столыпин и очень хотел избавиться от Курлова, но не мог. Сохранения Курлова во главе политической полиции требовал сам царь, видевший в Курлове необходимый корректив к казавшемуся ему в это время чересчур левым Столыпину. <…>
С. Ю. Витте
Воспоминания
Том 3
(17 октября 1905–1911). Царствование Николая II
<…> На пост министра внутренних дел был назначен Столыпин. В то время я Столыпина считал порядочным губернатором.
Судя по рассказам его знакомых и друзей, почитал человеком порядочным и поэтому назначение это считал удачным.
Затем, когда ушел Горемыкин и он сделался председателем Совета министров, то я этому искренно был рад и в заграничной газете (я в то время был за границей) высказал, что это прекрасное назначение, но затем каждый месяц я все более и более разочаровывался в нем.
Что он был человек мало книжно образованный, без всякого государственного опыта и человек средних умственных качеств и среднего таланта, я это знал и ничего другого и не ожидал, но я никак не ожидал, чтобы он был человек настолько неискренний, лживый, беспринципный, и вследствие чего он свои личные удобства и свое личное благополучие, и в особенности благополучие своего семейства и своих многочисленных родственников, поставил целью своего премьерства. <…>
<…> Нужно сказать, что самое назначение министерства Горемыкина перед самым созывом Государственной думы, министерства, которое заключало членов, известных всей России как крайние реакционеры и поклонники полицейского режима, конечно, не могло служить к успокоению Первой Государственной думы, Думы левого направления, да еще такого тревожного направления, какое было в то время, когда, можно сказать, громадное большинство россиян как бы сошло с ума.
Таким образом, уже в июне месяце правительство решило разогнать Первую думу, но если этого не сделало в июне, то только потому, что оно опасалось последствий таковой меры. Оно опасалось, как бы такая мера не произвела еще большей смуты в России, сравнительно с той, которая была перед 17 октября 1905 года.
Министр внутренних дел Столыпин входил в сношение с местными начальниками о том, как они считают: можно ли решиться разогнать Думу, не произойдет ли от этого общего смятения, или нельзя? Московский градоначальник генерал Рейнбот1
мне рассказывал, что Столыпин особливо боялся возмущения в Москве, и поэтому он узнавал по телефону, может ли он положиться, что в Москве не произойдет революция в случае, если Дума будет разогнана.О том, что закрытие Думы будет иметь последствием возмущение в России и возмущение не психологическое, но физическое, сама Государственная дума, и в особенности представители конституционно-демократической партии (кадеты), усиленно проповедовали и распространяли по этому предмету различные слухи. Слухи эти, видимо, действовали на правительство и смущали правительство.
Столыпин был особенно озабочен Москвой, вероятно, потому, что перед этим в московского генерал-губернатора адмирала Дубасова2
была брошена бомба. В это время вообще происходили отдельные анархические выступления.Замечательно, что после 17 октября, в мое министерство, в течение полугода, даже в то поистине революционное время, которое мы переживали, не было таких резких анархических выступов и смут, какие явились после того, как вступило министерство Горемыкина и начало проявлять явно реакционные меры.
Правительство в то время явно растерялось, так что генерал Трепов вел переговоры даже с кадетской партией, с Милюковым во главе, о сформировании кадетского министерства, и эту мысль о кадетском министерстве Трепов поддерживал. Столыпин не сочувствовал этому министерству. Но не сочувствовал ли он ему потому, что направления этого министерства он, Столыпин, опасался, или потому, что он боялся, что он должен будет уступить свое место кому-либо другому, этого я не знаю; но мне известно, что Столыпин отговаривал государя согласиться с мыслью Трепова: поставить министерство из кадетов, но, с другой стороны, Столыпин не решился распустить Государственную думу, боясь крайних революционных эксцессов.
Первая Государственная дума была распущена по инициативе и настоянию Горемыкина. <…>
<…> Одновременно с роспуском Государственной думы последовало и увольнение Горемыкина и назначение на его место Столыпина. Увольнение Горемыкина было для него неожиданно. Государь-император, согласившись распустить Государственную думу и подписав указ, затем объявил Горемыкину, что он его освобождает от поста председателя совета, что для него, Горемыкина, было совершенно неожиданно. Он не без основания приписывает такое решение его величества, с одной стороны, интриге Столыпина, а с другой стороны – воздействию Трепова.