П. А. Столыпин

Через несколько дней после представления докладной записки я был призван императором, который сказал мне, что он прочел ее с большим интересом и был поражен силой и справедливостью аргументов, содержащихся в ней. Я воспользовался этим случаем, чтобы расширить со всем тем красноречием, на которое я только способен, главные положения документа и пытаться убедить императора в необходимости срочно провести их в жизнь, заменив кабинет Горемыкина коалиционным министерством, в котором были бы широко представлены члены Думы и Государственного совета.

Я просил его выйти из того узкого круга, которым он ограничивал себя в выборе своих министров. Принадлежа сам к кругам поместного дворянства и земства, я гарантировал, что этот класс не менее лоялен к монархии, чем бюрократия, которая создала непроницаемую стену между царем и народом.

«Единственной целью, которую я и мои политические друзья имеют в виду, – сказал я, – является укрепление исполнительной власти, угрожающе ослабленной революционным движением и ошибками, совершенными кабинетом. Не бойтесь доверять нам, даже если мы покажемся вам сторонниками слишком либеральных идей. Ничто так не умеряет радикализм, как ответственность, связанная с властью. В течение моей долгой дипломатической службы, проведенной среди разнообразных народов под всеми широтами, я видел много общественных деятелей, которые были известны своим радикализмом, поскольку они оставались в оппозиции, и которые становились ярыми сторонниками порядка, когда они призывались к власти. Разве не правильно сказано, что наилучшая полиция рекрутируется из контрабандистов? Разве можно серьезно поверить тому, что люди вроде Муромцева, Шипова и князя Львова⁸, которые являются крупными землевладельцами и столь жизненно заинтересованы в поддержании спокойствия и в мирном разрешении аграрного вопроса, были бы менее преданными и менее консервативными, чем бюрократы категории Шванебахов, которые не имеют связи с землей и все благополучие которых состоит в получении жалованья двадцатого числа каждого месяца»?

Приведя затем другие аргументы, я как министр иностранных дел обратил внимание императора на впечатление, которое производит наш внутренний кризис на европейские кабинеты и общественное мнение. Я указал, что за границей единодушно осуждается политика кабинета Горемыкина и что никто не ожидает восстановления нормального положения в России, помимо призвания к власти новых людей и изменения политики. Это мешает нам предпринимать различные шаги в наших внешних делах и, как, несомненно, подтвердит министр финансов, подрывает наш финансовый кредит.

Во время моей речи я с удовольствием отмечал, что император казался все более и более взволнованным. <…>

В конце аудиенции, которая продолжалась более часа, император, не принимая окончательного решения, уполномочил меня войти в переговоры с лицами, указанными в докладной записке, и с другими лицами, которые оказались бы нужными для дела создания коалиционного кабинета.

Было установлено также, что я должен привлечь к этому делу Столыпина, которому император собственноручно написал несколько слов, приглашая его быть моим сотрудником. По возвращении в Петербург я поспешил наметить план действий. С согласия Столыпина я имел секретное совещание с руководящими членами Думы, начиная с ее председателя Муромцева, а для своих переговоров с Государственным советом я привлек моего кузена Ермолова⁹, который играл там заметную роль в качестве председателя умеренной группы, или центра. Ермолов, как и я, принадлежал к классу поместного дворянства и был известен своими обширными познаниями в области агрономии. Его компетентность в этой сфере была известна не только в России, но и за границей, в особенности во Франции, где он опубликовал ряд книг по агрономии. В царствование Александра III он был министром земледелия и оставался на этом посту некоторое время в царствование Николая II. Несмотря на принадлежность к бюрократическим кругам, Ермолов был связан с умеренными либералами в Государственном совете и в тот период, который я описываю, являлся лидером этой партии в верхней палате. Мое секретное совещание с членами этой палаты, которые предназначались для образования нового кабинета, имело место в его доме.

Столыпин участвовал в параллельной конференции, и каждый вечер мы сравнивали результаты.

По мнению всех политических лидеров, с которыми мы советовались, наиболее естественным кандидатом на пост председателя Совета министров являлся Муромцев, который пользовался наибольшим доверием Думы, но хорошо было известно, что император не питал к нему расположения, и ввиду этого можно было опасаться серьезных осложнений. Другой ценный кандидат, Шипов¹⁰, особенно влиятельный в земских кругах, имел больше шансов быть благожелательно встреченным в Петергофе, но был более необходим для поста министра внутренних дел.