P.O.W. Люди войны

Мы сидим у Гены в гостевой комнате и рассматриваем фотографии родственников. Гена ведет переписку с братом. Тот живет в городе Торез и временами отправляет в Афганистан фото из семейной коллекции. Старшая дочка, четырнадцатилетняя Сангима, глядит на фотографию бабушки. На черно-белой картинке пожилая женщина со следами былой красоты. Сангима – Света, как ее называет отец, – удивительно похожа на нее. Точеное лицо, широкие скулы, чуть раскосые глаза. В Украине она считалась бы общепризнанной красавицей.

«Как ты думаешь, ты похожа на бабушку?» Сангима отрицательно качает своей красивой головкой, замотанной в платок. «Что ты знаешь об Украине?» – с надеждой задаю я все тот же вопрос и все так же получаю ответ: «Ничего».

«Она глупая», – поясняет ее отец.

Девочка, подумав, продолжает, хотя и односложно, но вовсе не глупо: «Там асфальт, не так грязно. Там красивые дома. Там больше свободы».

«А что значит больше свободы?»– «Там можно ходить без чадры».

Вот уж поистине мера свободы у каждого своя. Я смеюсь, и младший сын Гены тоже смеется вместе со мной. Его зовут Самивулла, ему три годика, папа зовет его Сашей. Мальчишка вытаскивает из пачки фотографию, на которой группа мужчин сидит за щедрым столом. «Это меня в армию так весело провожают», – говорит Гена.

«А ты здесь есть на ней?» – Я беру фотографию в руки и, не дождавшись ответа, узнаю на ней Цевму. В центре сидит худощавый паренек, тонкая шея торчит из пиджачного ворота, уши на стриженой голове, как крылья, разметались в стороны под огромной кепкой типа «аэродром». Именно эта кепка делает его таким маленьким по сравнению с остальными мужиками на фотографии. Последний день, который Гена провел дома. Между ним и сегодняшним днем двадцать пять лет. И кажется, все это время у него тикало по двойному тарифу. Год за два. Теперь передо мной человек, который выглядит, как старик. Что только ему не приходилось делать за эти годы. Водитель, переводчик, строитель, механик, моджахед. Несколько месяцев Геннадий провел в Пакистане, в учебном центре исламистов под Пешаваром, но в итоге настоящего боевика из него не получилось.

Он слабо подходил для войны и пошел осваивать мирные профессии. Переезжал из одного пакистанского города в другой, делая за небольшие деньги любую работу, которая подворачивалась, и в конечном итоге вернулся в Афганистан. «А теперь куда я поеду? – говорит он с грустной обреченностью. – У меня семья, я ее не брошу, особенно своего младшего, которого очень люблю». «А в Украину с семьей?» – «А в Украину могу только я один, – продолжает Гена. – Остальных не пустят. Я бы поехал посмотреть, что там. Но я знаю, что если уеду туда, то сюда уже не вернусь. А это грех, ведь правда?» – Он вопросительно смотрит на меня. Я даю ему немного денег. «Ну, вот спасибо. Теперь до весны или почти до лета хватит заплатить за дом».

«Так это не твой дом?»

«Нет, я его снимаю. У меня за все это время не было своего дома. Жил в съемных. Платил то тридцать, то пятьдесят, то сто долларов в месяц».

Гене несколько раз пытались помочь съездить в Украину. Украинский союз ветеранов Афганистана даже собирал ему деньги на дорогу. Деньги несколько раз передавали Цевме. Он их брал, обещал потратить на билеты, но тратил все больше на семью. А дальше ждал все новую и новую помощь. В конце концов «афганцам» надоело уговаривать Геннадия вернуться. А со временем Цевма окончательно превратился в инвалида. Однажды в горах он сломал ногу. Она неправильно срослась и теперь почти не сгибается. Цевме нужна операция, но таких в Афганистане не делают. Гене не остается ничего другого, как молиться. Он и молится вместе со своим другом. Саша Левенец делает это как положено, становясь коленями на специальный коврик. Гена в это время сидит на полу, укрытом потертыми коврами. Саша, читая намаз, касается лбом поверхности пола. Его товарищ сидит, вытянув вперед свою прямую ногу. Саша встает. Молитва окончена. Съемка тоже. Мы выходим на улицу. Гена, ковыляя, провожает нас. Ему тяжело идти по грязи, но он старается не отставать.

Я чувствую, что он хочет еще поговорить со мной, хочет спросить о чем-то важном. «Тебе нужно искать решение, Гена, нужно искать тех, кто поможет вывезти твою семью», – говорю я банальные, по сути, слова. «А вот Павлуше ты ничего не дал, Павлуша обижается, она тоже хочет», – вопросительно глядит Гена в мои глаза чуть снизу. Павлуша – это Пальваша, вторая дочка Цевмы, ей двенадцать лет. Я достаю зеленую бумажку и протягиваю ее Гене. Тот быстро берет ее и передает девочке. Пальваша убегает в сторону дома. Я жму Гене руку. Она безнадежно вялая, как и серые выцветшие глаза Цевмы. Мои охранники уже спешат к машине. Она нервно рычит, в который раз за сегодняшний день выгребая колесами из непролазной грязи.

* * *