П(р)олеты. Петра

— Ты же слышал, мальчик. Иди за стулом.

Петр Илларионович с высоты своего академизма решил поучаствовать в организационных вопросах. Князев-младший, поджав губы, пошел на розыск стула.

— А пока молодежь рыщет в поисках стула, представлюсь. Петрограда Львовна Царева, Председатель нашего доблестного жюри. Алексей Юрьевич не смог приехать, делегировал меня.

Федор перекинул стул через стол, все же решил добить меня галантностью. Сняла тубус с документами, стянула пальто, повесила его на вешалку.

— Петро, ты чего, беременная что ль?

— А почему вы так удивляетесь, Петр Илларионович, я все же женщина. — Ты не женщина, ты — кремень.

— О том, как меня в песок стерли, потом расскажу, это не для посторонних история.

Вот и Игоряня припер стул, теперь пришлось делать еще одну перекидку. Все наконец-то расселись.

— Так, у нас было двадцать заявок на участие. Кто и что успел обойти?

— Что значит обойти?

— Так, обойти. Уже месяц как можно смотреть конкурсные объекты, молодой человек.

— Я считаю, что нас должны пригласить и показать все. Мой отец всегда прекрасно организовывал охрану труда на стройке, и наши площадки были показательными.

'Так, Петра, выдохнула'. Лицо мальчика, что разбился через месяц после моего отъезда, вернулось в закрома памяти, даже слезы в этот раз не подступили, ярость сжигала их. Улыбнулась, выдохнула.

— К несчастью, работала с вашим отцом. У вас на стройке семь несчастных случаев, три со смертельным исходом, только за этот год. Поэтому считать будете где-нибудь в другом месте. Как спонсор, вы должны быть в жюри, но к счастью, ваше мнение я могу не учитывать.

Открыла список с объектами.

— Питерские два успела посмотреть, еще Новгород съездила, здесь на одном побывать успела, на одну площадку меня не пустили. Вас, Федор Борисович, видела на Кожиной, а Вас Петр Илларионович на Варшавке.

— Все-то ты успеваешь увидеть.

— Ваша школа. У меня с собой фотоотчет, ПОС, можем позже обсудить все и посмотреть. Сейчас надо понять, сколько у нас объектов сталось. На какие показательно поедем.

Вот почему так всегда, удивление на почти непробиваемых лицах мужчин, только Петр Илларионович ехидно улыбался. Остальные быстро отмечали объекты, на которых побывали, в сухом остатке десять еще надо осмотреть. Жаль, что большая часть из них в регионах. Но, раз влезла в это все, то надо идти до конца.

Через час я понял, почему Имперский так ехидно улыбался, под ее командование попали все, три президента крупных компаний с удивлением дали собой управлять. Вроде как идет обсуждение, но последнее слово оставалось за ней, да и никто не пытался с ней спорить, только Имперский иногда комментировал. Князева сразу определили в посыльные, вот и сейчас его послали за кофе для всех.

— А тебе разве можно?

— Помню же как вы пьете кофе — до лекции горячий, после холодный. И, коллеги, может, прервемся на обед?

— В округе приличного ничего нет.

— Она с собой притащила.

— Так, господа, сейчас у нас будет нормальный обед. Петро, ты закуску сделала?

— Сделала, она сделала, запах на весь лифт был.

Вопрос был в одном, кто все понесет. Уж точно не я.

— Мне нужно минут десять-пятнадцать организовать стол. Так что перерыв. Можете покурить, обсудить какая я стерва и приходить на обед.

— Обсуждение обязательно? — заигрывающе уточнил Монархов.

— Мои коллеги месяца два это обсуждали вслух. По-моему это любимая их тема до сих пор. В общем, я занимаюсь кухней, мальчики.

Петра с трудом открыла дверь и исчезла в коридоре.

— Помочь никто не собирается? — уточнил Петр Илларионович.

Не особо хочется, но вроде как надо. Потащился за ней, но не будет же Имперский тарелки нести, в конце концов он и мой преподаватель. Царева была недалеко, с кем-то разговаривала по телефону.

— Ты позвонил, чтоб поругаться? — теплым нежным голосом спросила она, довольная и сияющая, — нет, вокруг меня мужчины, только мужчины. Ты же уже привык. Так мы будем ругаться?… Хорошо, вот как раз собираемся кушать… Да, скучаем, — она погладила слегка округлившийся живот, — конечно, я не буду тебя слушаться, опять буду делать что хочу, но ты же меня за это и любишь… Как не любишь? … А мы тебя тоже.

Не женщина, а ртуть, переменчивая, переливчатая, еще минуту назад безапелляционная, холодная, а сейчас нежная. «Да, мой разговор с женой совсем другой. Никто меня не ждет. Сам же выбрал, знал на что шел. Просто не с кем было сравнивать. И знать, что упустил. Почему упустил? Почему сейчас сожаление?».

Упустил, шанс был. Алексей его столько раз просил вернуть дамочку, хотя если откровенно, выгнал ее Лазарев сам, между желанием прогнуться и интересами компании, он выбрал первое. После увольнения Иванова усилил свои просьбы. Но выходило так, словно извиняюсь и прошу вернуться. Но из моей компании если и уходят, то навсегда. А если бы тогда вернул?