P.S. I Miss You. Я по тебе скучаю

– Здесь все и началось. – Его взгляд падает на пустую сцену, где технический персонал какой-то группы готовит аппаратуру для сегодняшнего выступления. Плакат на входе гласит, что сегодня вечером здесь играют «Летучие поссумы», хотя я никогда не слышала о такой группе. Ник всегда был моим проводником в мире любительской сцены, и когда я уехала учиться в колледже, запас дисков с записями, которые он мне поставлял, быстро перестал пополняться. – Ты была причиной – единственной причиной, – благодаря которой мне хватило духу прийти сюда в тот вечер.

Уголок его губ приподнимается, когда он смотрит на людей, хлопочущих на сцене: как будто он воспроизводит свои воспоминания в реальном времени.

Официантка возвращается, неся две запотевших кружки и маленькую стопочку коктейльных салфеток.

Мой напиток слишком сильно разбавлен. Ник продолжает болтать.

А я не могу перестать думать о том, что сейчас делает Саттер… и что он решил, вернувшись домой и увидев следы небрежно устроенного романтического шоу Ника.

– Ты – та причина, по которой я не бросил играть на гитаре, – продолжает Ник. – Ты была просто без ума от Джона Майера.

Я смеюсь.

– Вот как? А я об этом совсем забыла.

– Я хотел произвести на тебя впечатление. Я хотел играть песни Джона Майера лучше, чем сам Джон Майер.

– И почему я этого не знала? – Я делаю глоток «Московского мула» и обвожу пальцами тонкий металлический ободок своей кружки.

– А еще ради тебя я так яро изучал химию. – Он качает головой. – Боже, я ненавидел химию, но я был без ума от тебя. Мы были напарниками по лабораторным работам, помнишь? А я не хотел, чтобы ты считала меня тупым неучем, который сваливает на тебя всю работу.

Теперь я вспоминаю. Предвыпускной класс. Органическая химия и я.

– Помню, мне взрывало мозг то, как хорошо ты знаешь материал, – говорю я. – И мне казалось, что это так круто, когда ты поправляешь мистера Келлера перед всем классом.

– Я совершенно уверен, что это единственный курс, который я освоил лучше всех. – Ник тянется за своим пивом, и я замечаю, что его колено подрагивает. – Меня еще заставили пересдавать экзамен, помнишь? Мистер Келлер утверждал, что я списываю.

Я протягиваю руку под столом и кончиками пальцев глажу его колено, пытаясь остановить эту эскалацию нервной энергии.

– Непривычно видеть тебя таким… заведенным, – говорю я. – По крайней мере, в моем присутствии.

– Сейчас все по-другому, – говорит он. Я поддеваю пальцами металлическую ручку своей кружки.

– О чем ты говоришь?

– Понимаешь… потому что теперь между нами все по-другому.

– В каком смысле – по-другому? – Мои плечи непроизвольно напрягаются.

– Полагаю, нам нужно… не знаю… попытаться понять это?

Я отставляю кружку в сторону и опираюсь лбом на ладони, резко выдыхая воздух.

Я люблю Ника – люблю как лучшего друга.

Но я не люблю его как мужчину.

И не хочу «пытаться понять это».

– Я знаю тебя с самого детства, – говорю я. – Ты был моей первой и единственной подростковой влюбленностью. Когда ты встречался с моими подругами или с красивыми девушками из других классов, это меня едва не убивало. А теперь… теперь ты пришел ко мне с этим?

– Мел…

– Почему ты никогда не говорил мне, что я тебе нравлюсь? Почему ты ничего не сказал мне, когда у тебя был шанс?

– Не злись на взрослого меня за те решения, которые я-подросток принимал целую жизнь назад.

– Я не злюсь на тебя – ни на взрослого, ни на подростка. Я пытаюсь найти в этом смысл, – возражаю я.

– Это прозвучит как долбаный штамп, – говорит Ник, – но путешествие дает человеку много времени на размышления. Слишком много времени, честно говоря. Мы встретили одного человека, какого-то странного гуру, занимавшегося медитациями, и он ехал с нами целую неделю через всю Пенсильванию и на многое мне открыл глаза. Понимаешь, весь последний месяц я задавался глубокими вопросами. Как я попал сюда? Каким образом мне так чертовски повезло? Ради чего это все? Что хорошего может из этого выйти? Что в мире значит для меня больше всего?

Столики вокруг нас начинают заполняться. На сцене двое парней настраивают гитары. В воздухе копится предвкушение живого выступления – словно электрический заряд.

– Мелроуз. – Ник тянется через стол и кладет ладонь на мою руку. – Ты – ответ на все эти вопросы.

Глава 40 Саттер

В эту ночь Мелроуз не пришла домой, так что я, естественно, предположил худшее. Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел ее и Ника. Его пальцы, намозоленные гитарными струнами, в ее волосах, его жадные губы касаются всех тех мест на ее теле, которые должны принадлежать только мне.

В конце концов я сдался и выпил две таблетки снотворного, запив их глотком пива, чтобы отдохнуть хотя бы несколько часов.

Будильник срабатывает в шесть часов утра, но я не могу пошевелиться, словно меня придавило к кровати чем-то тяжелым. Каждая частица моего тела, каждая клетка, каждая молекула, каждый атом испытывают дикую усталость.

Наверное, не стоило принимать снотворное, да еще и две таблетки, но теперь уже поздно каяться.