P.S. моей ученице

— Я спрашиваю, что с тобой? — спросил я с большим нажимом. Она лишь умоляюще смотрела мне в глаза. Не хочешь говорить? Поздно. Если раньше я бы не обратил внимания на этот жест, то сейчас чувствовал себя обязанным выяснить причину недомогания. Она молчала, стараясь скукожиться в маленький комочек. Как раньше. Как тогда, в парке, когда не могла обратиться к кому-то за помощью. Раз не хочешь, я узнаю сам. Я подошел к ней чуть ближе, одергивая руку, почувствовав запоздалое сопротивление.

— Пожалуйста, не надо, — завопила Сафронова, однако на ее умоляющий протест, не имеющий ничего капризного в тоне голоса, внимания я не обратил. А зря. Положив одну руку к ней на спину, я придвинул ее ближе, вновь ощущая легкую дрожь ее маленького тела. Да, сейчас бы я мог почувствовать желанные объятья, которые порой снились мне во время нашей разлуки, однако эти мысли отошли на второй план, восстанавливая в приоритете ее боль. Свободной правой рукой я убрал мешающуюся прядь и… охренел. Мягко говоря. На ее нежной коже красовалось покраснение, которое можно оставить лишь с помощью физических воздействий. Не зря я помнил наш диалог в начале года практически на этом же месте. Только теперь пощечиной отделалась она, а не я. А пощечина ли это или того хуже — удар кулаком? Вашу ж мать!

Я почувствовал что-то странное. Злость на человека, который сотворил с ней такое. Будто это сделали не с ученицей, а с моей собственной дочерью. Хотелось всех убить, расстрелять, свернуть горы, но лишь бы наказать ту суку, которая ударила эту девочку. Маленькую беззащитную девочку. Мою девочку. Разве это так? Какая разница. Плевать. Никто не смеет трогать ее!

— Кто это с тобой сделал? — практически по буквам, если не по слогам, процедил я, смотря в ее слегка перепуганные мраморные глаза. Знаю, я напугал ее своим напором, но поделать сейчас с собой ничего не мог. Не в состоянии контролировать навалившуюся на меня ярость. Ну же, Вика, скажи мне. Назови имя той мрази, и я заставлю его пожалеть о содеянном. Твой бывший Ларин? Или тот блондин в желтом костюме? Кто?

— Никто, — практически шепнула девчонка, помотав головой в разные стороны в отрицательном ответе. Сама ситуация не давала мне покоя, но больше всего выбешивало ее отказ от моей помощи. Что же ты делаешь со мной, девочка? Вынуждаешь идти на крайние меры. А я так хочу выяснить все спокойно, но ты не даешь мне это сделать. Почему?

— Сафронова! — не выдержав, крикнул я. — Кто это был? — вновь сквозь зубы, кое-как сдерживаясь, чтобы ее не затрясти и не выбить ответ, проговорил я. Я чувствовал, как пальцы произвольно сжимались в кулаки, костяшки скрипели, готовые вот-вот побежать за обидчиком и прописать ему по морде, чтобы больше не обижал маленьких девочек. Только я не заметил за своей яростью, как по ее щекам начали скатываться маленькие горошинки слез. На меня она больше не смотрела, глядела куда-то вбок, стараясь не показывать свои эмоции. Тихо вздрагивала, не подала ни единого звука, но все равно некоторые писки я мог услышать даже издалека. Девочка. Моя маленькая. Беззащитная. Ты стараешься быть сильной, решать самостоятельно проблемы, но еще слишком мала, чтобы понимать некоторые вещи, слишком рано тебе сдерживать все в себе и запирать на замок все чувства.

И я обнял ее, наплевав на собственные обещания, насрал на стереотипы, на желание больше не отпускать. Срать я на все хотел, когда она плачет. Когда ей плохо. Плевал я на все свои обещания. Хотел их забыть, вычеркнуть из собственной головы. Меня вновь охватил отцовский инстинкт, заставляющий всеми силами защитить эту малышку, подвергшуюся побоям. Нужно что-то делать. Ее нельзя оставлять одну. На урок она в таком состоянии заявиться не может, а в парк ее вновь не увезешь в этой легкой толстовке. Идея отправиться к себе домой появилась сразу же, как только я увидел вдалеке малышню, спешащую на занятия. Нет, нас не должны видеть, ни ее, ни меня.

Быстро отправив матери сообщение, чтобы мне поставили на сегодня замену, я приобнял девочку за плечи и повел к своей машине. Она не сопротивлялась, будто марионетка поддавалась любому моему напору, но значению я этому не придал. Почему? Понимал, что сейчас она вряд ли в состоянии самостоятельно передвигаться и принимать какие-то решения. Ей нужна опора, которая сможет помочь ей выйти из рутины вновь навалившихся проблем, а они, судя по следу на ее щеке, вновь дали о себе знать.

Ехал я так же быстро, пользуясь счастливой удачей на пустующей трассе. Хорошо, что живу я не так далеко — минут двадцать езды без пробок. Не волнуйся, малышка, все будет хорошо. Я вновь сделаю все, чтобы завидеть на твоем личике улыбку, сотру с него слезы и придам блеск твоим глазам. Ты больше не будешь плакать. Да, я дал себе обещания не прикасаться к тебе и не давать выходить моему влечению куда-то дальше собственных мыслей, но мне ничто не мешает общаться с тобой, как раньше, даже если от этого мне легче не станет. Зато ты будешь счастлива хотя бы на пару часов.