P.S. моей ученице

— Хочу напомнить тебе, что я твой классн… — начал я свою строгую речь, включая уже не мужчину, который увлекся ученицей, а учителя, который должен осадить свою подопечную. Однако был перебит жестом девчонки, не терпящий отлагательств. Наверное, впервые в жизни я не продолжил говорить, а дал возможность высказаться ей самой, но и мне понять ее изменившееся поведение и грубость в мою сторону.

— Да я помню. Вы мой классный руководитель и должны знать все касающееся ваших учеников, от хороших оценок до развлечений в компании клубных пьяных мальчиков в кабинке туалета. Я не страдаю амнезией, — выкрикнула она, припомнив сказанные когда-то мною слова в начале года. Однако, на мой взгляд, они звучали куда острее и грубее, чем раньше, что не пришлось мне по душе.

— Прикуси язык, — предупредительным тоном произнес я, стараясь взглядом осадить девушку, но, казалось, она этого даже не замечала, не чувствовала, как постепенно мои ладони сжимались в кулаки, а я сам начинал потихоньку злиться.

— А то что? Запрете меня в кладовке и оттрахаете, пока искры из глаз не полетят? — о нет, меня ни капки не волновали ее словечки, ни капки не тронули ее слова о трахе, но вот поведение, которое переменилось буквально за одну секунду мне не особо понравилось. Точнее совсем не понравилось. Я и сам не заметил, насколько сильно разозлился и, преодолев разделяющее нас расстояние, крепко сжал ее подбородок, не боясь сопротивления с ее стороны. Его не будет, ибо захват казался мне довольно крепким, не подвластным ее силам, но и не причиняющим сильную боль. Я просто зафиксировал ее лицо в необходимом мне положении, дабы ее глазки смотрели лишь на меня.

— Ты совсем охуела, Сафронова? — рявкнул я на девчонку, не выдержав нарастающего накала страстей. — Следи за своим языком, — прокричал четко в губы девчонке, едва улавливая запах ее тела. Меня он ни капельки не волновал, однако отвернуться или не дышать не мог. Наверное, если бы мы простояли в молчании еще несколько секунд, я бы впился в эти сладкие, только что облизанные губки и выбил бы всю дурь из ее башки, используя проверенные методы, однако ее язычок все-таки не удержался за зубами. К сожалению.

— Кто бы говорил. Да ты сам не лучше, — ей было трудно говорить из-за моей хватки на ее подбородке, поэтому пальцы пришлось слегка ослабить, хотя, видимо, девчонка не заметила этой благосклонности к ее персоне. — Трахаешься с какими-то шлюхами, целуешь меня, говоришь ласковые слова, а потом выясняется, что у тебя есть семья! — эти слова заставили меня задуматься не только об источнике этой информации, но и о возмущении с ее стороны. Хотя я старался дослушать ее дальше и понять связь между ней и моей дочерью. — Интересно, как реагирует твоя жена, когда ты приходишь после очередной бурной ночки с пышногрудой тупой пиздой? Выгоняет тебя спать в гостиную, где ты целовал меня или предлагает разделить постель, где ты будешь иметь ее так же, как и других баб? — девичий голос вот-вот готов был сорваться, ее дыхание, опаляющее мою кожу, оседало на пальцах, а небольшая грудь вздымалась так быстро, что вот-вот готова взорваться. Однако меня это больше не волновало. Ни ее быстро дыхание, ни ее волнение, ни звонкий голос. Ничто. Девчонка сделала то, что никто не мог даже в голове об этом подумать. Она затронула Тасю. Женщину, которая ценой своей жизни подарила мне ребенка. Ту, которую я любил больше всех на свете. А эта малолетняя сучка осквернила ее образ.

Наверное, мое состояние можно назвать «состоянием аффекта», ибо мой мозг очнулся только к тому моменту, когда девчонка лежала возле моих ног, держа руку на левой щеке. Нет, я не буду тебя жалеть, как в прошлый раз. Ты это заслужила. Заслужила быть униженной сейчас, заслужила получить от меня пиздюлей за свои слова. Кем бы ты не являлась, и что бы я к тебе не чувствовал — никто не может говорить такое о Тасе! Ты можешь обзывать меня любыми словами, но мою жену я не позволю оскорблять!

— Чтобы я больше тебя не видел. Пошла отсюда! — опустившись рядом с ней прямо перед миловидным личиком, на котором виднелся шок, прошипел я, вкрадчиво произнося каждое слово. Она смотрела на меня испуганно, все так же, видимо, думая, что перед ней какой-то монстр. Но если раньше я действительно был против этой ассоциации, то сейчас чувствовал себя именно таковым. Монстром. Чудовищем. Но не тем, кто обижал добрых людей, а тем, кто готов порвать в клочья любого за близкого человека. Даже за покойного. Я никому и никогда не позволю переступать грань дозволенного. Даже девушке, которая мне небезразлична.

Никогда…

* * *

— Стас… — женский до боли знакомый мне стон разорвал тишину помещения, хотя вряд ли громкие вздохи двух тел можно назвать тишиной.