Читаем Па-де-де (три маленькие пьесы для добродушного театра) полностью

Разведусь… Она думает, у нее там что-нибудь особенное, на женском месте?

Польская дрянь. Господи, я ж ее ненавижу. Вот убил бы. Мог бы убить.

Интересно, в самом деле, мог бы я ее убить? Не любит она меня, оказывается. Тварь, чистая тварь. Когда надо, любит! Когда что приспичит, так стелется! И хитрая какая. И, главное, морда у нее еще моложавая, еще может обольстить какого-нибудь лопуха русского. Отсудит у меня дачу и замуж выйдет. Нет, надо ее убить. Эва! Эва! Эва, черт тебя подери!

ЭВА (она переоделась в дорогу): Что вам угодно? Я собираюсь.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Да, это дело серьезное. Одних тряпок пять чемоданов.

Накупила на мои деньги. На мои грязные деньги накупила, говорю, тряпок.

ЭВА: Я тебе все оставлю.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: На кой мне ляд твои обноски? Забирай. Потом снесешь в комиссионный, когда сядешь на мель. Ох ты, на какую ж ты мель сядешь без меня, графиня Шепальска.

ЭВА: Лучше голодать, чем жить с ничтожеством.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Ничтожество- это я?

ЭВА: Ты. Вор. Взяточник. Аферист.

БОРИС ПЕТРОВИЧ, издав короткое рычание, бросается на Эву и пытается ее придушить. Эве удается освободиться. Она бросается к камину и хватает чугунную кочергу.

ЭВА: Не подходи! Убью!

БОРИС ПЕТРОВИЧ (хватается за голову)- Уходи, Эва. Не доводи до греха. Я, правда, убить тебя могу.

ЭВА: Езус Мария, как набросился. Ты как этот… кабан, вепрь, раненый зверь, да…

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Эва, уходи.

ЭВА: Главное, чего ты завелся, я не понимаю. Я сказала что-то, так надо спорить, дискутировать, а ты сразу - развод, душить… Дикий русский мужчина.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Ты - дура, ты ничего не знаешь. Я не вор. У меня нормальный цивилизованный бизнес. Я использую свои возможности, вот и все. Я хороший работник, лучше многих. В моем департаменте все чисто, за три года ни одной проверки…Ты воров не видела, настоящих. А я видел, Эва.

ЭВА: Вот ничего себе схватил, а? Теперь что у меня на шее, интересно, будет? Тебе надо спортом заниматься, Боричек. У тебя много лишнего этого… темперамента.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Главное, достала ты меня ужасно. Ведь кругом враги, Эва, кругом. Ты говоришь - друзья, друзей позвать, а какие могут быть друзья, когда они на мою дачу посмотрят - и у них от злобы все нутро горит.

Сейчас за рубль убить могут, а ты - друзья! Только семья, больше ничего.

Ты, мама, сын… если бы брат не оказался советской сукой, я ему, пожалуйста - зеленую бы улицу открыл. Пожалуйста! Разве я жадный? Честно скажи, в глаза мне посмотри - я жадный? Эва, было одно время, теперь другое время - я что, виноват в этом?

ЭВА: Вот у вас всегда - время, время… Может, и нет никакого времени.

Только люди есть. А времени и нет… Я потому что разволновалась за твой список… Никаких близких - ну, как это…

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Хорошо, ладно, какие проблемы! Позовем маму, и Витьку позовем, и*Татьяна* пусть приходит, а, гори оно все! Ну, иди сюда…

Эва подходит к Борису, они обнимаются.

ЭВА: (плачет) - Я так испугалась… куда я пойду, зима, холодно…

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Неужели ушла бы?

ЭВА: Да, и ушла бы! Ты забыл про польскую гордость!

БОРИС ПЕТРОВИЧ: А вот ты не можешь свою польскую гордость куда-нибудь засунуть подальше?

ЭВА: А ты меня без моей гордости разлюбишь.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: А действительно, черт его знает… Эва…(целует ее) - Пойдем?

ЭВА: Что, прямо сейчас?

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Прямо сейчас, а чего ждать? Или что тебе надо, с Лехом Валенсой посоветоваться?

ЭВА: Может, после обеда?

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Начинается.

ЭВА: Да что начинается, ничего не начинается… Ты меня так расстроил, у меня нервы дрожат… Пообедаем и пойдем, честное слово.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Ладно, давай тогда по маленькой накатим за мир и дружбу между народами.

ЭВА: Давай, накатим, Боричек…Только я что-нибудь сладкое…

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Все-то тебя тянет на сладкое. Располнеешь скоро.

ЭВА: Глупости, Боричек, я всегда слежу за собой.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Растолстеешь, я тобой разведусь и женюсь на модели. Чтоб два доска, два соска, посредине гвоздик.

ЭВА: Фи, Боричек, как ты огрубел там в своем департаменте…

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Ну, еще накатим, графиня Шепальска?

ЭВА: Давай…

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Песенку спой мне - ту, Вовки*Москвина*, про Вавилонскую башню.

ЭВА: (поет) А когда, а когда

Навсегда улеглись

В наших мудрых сердцах

Немудреные страсти

Мы как два муравья

Создавать принялись

Вавилонскую башню

Семейного счастья.

А когда, а когда

После тягостных мук

Водрузилась она

С виду неколебима -

То взойдя на нее

Мы услышали вдруг,

Что на разных с тобой языках говорим мы…

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Слушай, Эвка, бери список на юбилей. Давай действительно Володю*Москвина* позовем - помнишь, мы одно время дружили.

ЭВА: Боричек, он три года как умер.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Ох ты, я не знал.

ЭВА: Я говорила тебе. (Становится у окна).

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Значит, мимо головы пролетело. Ну, так давай, посмотрим, кого еще звать. Ты думаешь, стоит маму тащить? Не знаю, не знаю. Старые люди - это, знаешь… старые люди. Потом, ты говоришь, *Татьяна*, бывшая моя…Тут тоже засада… придет еще с эдаким укоряющим лицом… Эва!

Эва молчит, плечи ее вздрагивают.

БОРИС ПЕТРОВИЧ: Эва! Ты что молчишь- помалкиваешь, а? Э-Ва!

ЭВА молчит.

Конец второго па-де-де

Па-де-де №3

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное