Это была небольшая бетонная постройка с покатой крышей недалеко от дороги, ведущей к заброшенным каменоломням. Здесь он в детстве играл. Нет, скорее, не играл, а прятался. Прятался от отца. Прятался от окружающего мира.
Гранитно-серая чаша каменоломни была едва видна сквозь пелену падающего снега. Сначала рабочие вгрызлись в скалу, и получился крутой склон; потом они обнаружили залежи строительного камня под землей и оставили после себя глубокое предательское озеро. Даже в самое жаркое лето вода в нем была темной и холодной, полоска мелководья заросла водорослями, а потом шел резкий обрыв вниз: дна в этом озере не было. В нем никто не купался. С тех пор как в конце пятидесятых там сгинули два мальчика.
Это было проклятое место. Обитель мертвых. И оно было ему по душе.
У него дрожали руки, когда он дотрагивался до ее кожи: такая холодная и мягкая, — он почувствовал, когда срезал одежду. Оставил только бюстгальтер и трусики. То, что было под ними, его пугало. Ему больно становилось от этого…
А потом затрезвонил телефон. Звонил, и звонил, и звонил… Он перекинул ее через плечо, взял большую сумку и пошел к двери на задний двор. Скоро они придут за ним.
На двери домика висел большой латунный замок, рядом с надписью: «ОСТОРОЖНО, МОЖЕТ ОБРУШИТЬСЯ! ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»
Он сделал шаг назад и ударил ногой в дверь рядом с замком. Старая деревянная дверь задрожала, но удар выдержала, замок остался на своем месте. Он ударил еще раз, и еще раз, на всякий случай. Удары эхом отозвались в стенах карьера, перекрывая треск дерева и скрип вывернутых петель.
Внутри было темно и холодно, воняло крысиным пометом и многолетней пылью. Нервно ухмыляясь, он поставил сумку на пол, рядом положил женщину. Ее бледная кожа ярко выделялась на темно-сером фоне, и он даже вздрогнул, представив, какой пол холодный. Но Мартин знал, что так нужно.
Потом — он знал это — его будет сильно тошнить. Его будет так выворачивать, что ничего не останется, только стыд и рвота. Рвота и стыд. Но это будет потом. А сейчас в ушах шумела кровь.
Негнущимися пальцами он потянул молнию на сумке.
— Привет? — сказал он.
Внутри сумки Джейми Макрит открыл глаза и закричал.
Следы быстро исчезали, большие снежные хлопья падали на них и постепенно скрывали, все сглаживалось и теряло очертания. Логан остановился, посмотрел вокруг. След шел точно от дома, прямо-прямо вперед, в темноту. И вдруг исчез.
Логан выругался.
Полицейский, которому он приказал идти за собой, остановился, тяжело дыша.
— Куда сейчас, сэр? — спросил он, хватая ртом воздух.
Логан посмотрел на него, соображая, куда ушел Мартин Стрикен и унес констебля Ватсон. Черт бы всех побрал! Он говорил Иншу, что нельзя в доме оставлять всего двух человек!
— Разделимся! — ответил он наконец. — Надо осмотреть большую площадь. Столько, сколько сможем.
— В какую сторону прикажете мне…
— Да все равно в какую! Главное, мы должны ее найти!
Он вытащил из кармана мобильник, а слегка обиженный констебль повернулся на сорок пять градусов и исчез в снежной ночи.
— Сержант Макрай, — сказал Логан ответившей женщине. — Где мое подкрепление?
— Минуту…
Логан еще раз обвел глазами призрачный невзрачный пейзаж. Казалось, будто кто-то стер окружающий мир ластиком, не оставив ничего, кроме чистого белого листа под желтоватым нависшим небом.
— Алло, детектив-сержант Макрай? Детектив-инспектор Инш сообщает, что они выехали. Полицейские из Баксберна присоединятся к вам через несколько минут.
До него уже доносился отдаленный вой сирен, приглушаемый падающим снегом.
Логан зашагал вперед по сугробам, штаны постепенно промокали и заледеневали, ноги тяжелели. Он дышал, как паровоз; дыхание выходило изо рта густыми облаками пара, который клубился над его головой в безветренной ночи.
В груди неприятно защемило, как будто сердце все время проваливалось вниз, в желудок. В темноте, да еще в такой снегопад найти Мартина Стрикена будет практически невозможно. Разве что с собаками. Может быть, подождать собак? Он знал, что не сможет просто ждать. И ничего не делать.
Начался небольшой подъем, Логан пригнулся и стал карабкаться вверх, почти касаясь коленями снега. Взобрался на самый верх, сердце билось в горле и внутренности выворачивало наизнанку. Дальше земли не было! Он стоял на краю обрыва, судорожно хватаясь руками за воздух и балансируя над пустотой.
Логан извернулся и отскочил назад, на твердую землю. Потом опять, очень медленно и осторожно, подошел к краю обрыва.