Пачка билетов (СИ)

К несчастью для него самого, ему это не помогло, а сделало все хуже: наведавшись в больницу один раз с якобы официальным визитом, Кайло взял дурную привычку торчать по вечерам на стоянке и смотреть на окно палаты. Наверное со стороны это могло показаться романтичным, но ему иногда хотелось, чтобы она там умерла. В своей гребаной палате, чтобы медсестра ошиблась и вкатила ей смертельную дозу снотворного, и тогда бы Рей Кеноби оставила его окончательно и бесповоротно. А иногда хотелось войти в ее палату, сесть рядом с ней и отгонять всех, кто приближался к ней, чтобы первым, что Рей увидела по пробуждении, было его лицо.

Первого не случилось. Второго он не сделал.

========== Часть 4 ==========

Рей проснулась затемно. Ощутив тепло рядом, она на мгновение подумала, что авария на стоянке ей приснилась, но потом вспомнила, где находится. Сзади лежал, обняв ее за плечи поверх пледа, По, мирно и сонно сопя. В ногах, судя по тяжести, устроился Биби… То есть Бри. Нет никакого Биби. Нет никого, кто назвал бы пса Биби.

Рей со свистом втянула воздух сквозь сжатые зубы, чувствуя, что ее начинает трясти. К счастью зазвонил будильник на ее телефоне, и Рей, с облегчением откинув жаркий плед, слезла с кровати.

— Стой, — сонно пробормотал По, с трудом оторвав голову от подушки. — Ты куда?

— На работу, — ответила Рей. В полутьме спальни она постоянно натыкалась на какие-то вещи и никак не могла сообразить, где же оставила свою обувь и куртку.

— На работу? — переспросил По. — С ума сошла? Да какая тебе сейчас работа.

— Я не могу, По, — ответила Рей. — Мне нужно чем-то занять себя, иначе я свихнусь. Работа подойдёт.

По повглядывался в нее, а потом снова упал головой на подушку.

— Если что-то случится — звони мне, — сказал он. — Я заеду, заберу тебя.

— Спасибо, — ответила Рей блекло.

Есть не хотелось, но Рей сделала себе кофе и тосты и старательно впихнула в себя, не чувствуя вкуса. Оделась, вышла из дому и пошла на остановку.

Заметив знакомые лица, Рей коротко кивнула и отвернулась. Ей чудилось, что на нее смотрят, рассматривают…

Как бы она была рада, если бы судьба смилостивилась над ней и лишила ее памяти. Но она помнила все слишком хорошо: как обороняла Бена от других, говоря, что ему всего лишь нужно немного полежать, что она лучше знает. Помнила это ощущение, будто вдруг рухнула в бездонную яму и летит, летит вниз: нет, нет, только не Бен, как же так, такого не может быть, с ним не могла приключиться беда! Он ведь всего лишь ребенок! Он просто ребенок, Господи, есть же я, возьми меня, я же уже пожила свое, пусть он дышит! Помнила, как ей показалось, что он вздохнул, и она заорала, как безумная, крича, да, дыши, вы видите, с ним все в порядке, он жив, где же скорая?!..

Скорая увезла ее. Хотя Рей не чувствовала боли в ноге и спине, ей сделали укол седативного, и реальность поблекла, оставив ее во власти бессмысленных и ласковых видений.

Дальнейшее восстановление проходило под успокоительными. Рей смутно осознавала, что вела себя как сумасшедшая: кричала, рвалась куда-то… А потом пришла боль, такая всеобъемлющая, что было тяжело дышать, и она спокойно соглашалась со всем и всеми, только бы отвлечься.

Бена больше нет. Ее сына больше нет. Ей казалось, что он сломал ей жизнь, она проклинала его, она хотела выйти в окно, а теперь не мыслит своей жизни без него. Если есть Бог, то почему он позволяет случаться таким вещам? Почему он позволяет детям погибать и оставляет их родителей жить?

Потом ее выпустили. Еще не зажившую до конца, прихрамывающую, с почти вычерпанной страховкой и с огромной дырой внутри, которая поглощала свет, поглощала все, что оказывалось в ее личном радиусе Шварцшильда: эмоции, время, энергию.

Рей, будто опущенная в воду, двигалась медленно, слышала с трудом и более всего на свете мечтала вернуться во власть медикаментозного дурмана, в котором пребывала в первые свои дни в больнице. Там было не так больно.

По перевез ее к себе, но Рей словно не заметила этого. Она будто зациклилась в одной точке, и чтобы выйти оттуда, вырваться из круга сожалений, переживаний, бессмысленных «а если бы», обвинений себя в недостаточной любви к Бену - из-за чего еще высшие силы могли отнять его у нее? - вышла на работу, хотя у нее еще оставались свободные дни.

Она не подозревала, что это будет так тяжело. Люди говорили с ней негромко или наоборот преувеличенно спокойно, будто бы ничего не произошло, заостряли внимание на каких-то не значимых вещах или, что хуже, начинали говорить, что им жаль. Лучше бы они молчали. Их слова не делали лучше — точнее они делали лучше им, ведь они выполняли свой долг, выражали соболезнования, но вместо помощи лишь раз за разом расколупывали еле поджившую рану.

— Ты как? — осторожно спросил Финн, когда их соседи по операторской ушли на перерыв.

— Держусь, — ответила Рей. — Я не проморгаю, если показания вдруг начнут расти или понижаться. Я слежу за всем, серьезно. Могу сходить в обход.

— Я сейчас в последнюю очередь о показаниях беспокоюсь, — сказал Финн.