Падая в бездну

западная часть Тихого океана

атомная подводная лодка ВМС США «Пасадена»

Приказ, полученный из штаба флота — первый за долгое время — гласил:

«В ближайшие двенадцать часов “Чертик из табакерки” предположительно проследует через район вашей ответственности. Сохранять незаметность. В случае обнаружения цели по возможности осуществить слежение и собрать разведывательную информацию».

Командир «Пасадены», коммандер Килли Б. Сэйлор смял в громадном кулаке распечатку с приказом и недовольно проворчал:

— И как, интересно, мы отыщем его? Тысяча чертей!..

Вопрос звучал вполне разумно, учитывая недавние события, когда «Пасадена» потеряла контакт с загадочной целью на минимальной дистанции. Район же, выделенный для патрулирования субмарине Сэйлора на этот раз, имел радиус в сто километров, и обнаружить там указанную цель было не проще, чем отыскать иголку в стогу сена.

— По всей вероятности, штаб и сам не рассчитывает на успех, — спокойно заметил старший помощник Такенака. Остальные американские корабли были дислоцированы существенно южнее, образуя невод, которым пытались выловить «Чертика из табакерки». «Пасадене» же для патрулирования выделили отдаленный и малоперспективный сектор, и поблизости больше никого не было.

— Дьявол меня раздери, если не так. Вообще, эта задачка заставляет вспомнить Нобби, — мрачно ответил Сэйлор.

— Кто это такой?

— Когда я был мальчишкой, то капитанствовал в бейсбольной команде.

— В самом деле?

— Мы назывались «Оклахомскими моряками». И был там один хиляк по имени Нобби. Только и годился, чтоб поставить на правое поле и восьмым на биту, поэтому я терпеть его не мог. Стоило ему в очередной раз испортить дело, как я заставлял его снимать трусы перед Кати.

— Кати?

Воспоминания сделали маленькие глазки Сэйлора, прячущиеся под мощными надбровными дугами, задумчивым и печальным.

— Да, глядя на наше новое задание, я начинаю немного понимать, как хреново приходилось Нобби, когда он маялся одиночеством на пустынном правом поле.

— Ваше сочувствие немногого стоит, учитывая, сколько времени вам потребовалось, чтобы им проникнуться.

— Опять?.. Смеяться над моими драгоценными детскими воспоминаниями?!

— Запоздалые рефлексии провинциального хулигана лучшего и не заслуживают.

— Что б ты сдох!..

Следующие три минуты Сэйлор и Танака предавались привычным взаимным нападкам, пока вахтенный офицер не вклинился между ними и не заявил умоляющим голосом: «Господа офицеры, достаточно». Только тогда командир и старпом прервались, чтобы набрать воздуха.

Минута отдыха и всего лишь пятиминутная заключительная перепалка завершились тем, что субмарина остановила машины и удифферентовалась на мягком одеяле слоя скачка в ожидании «Чертика из табакерки» — той самой цели, которую им, скорее всего, совершенно не светило запеленговать.

Следующие двенадцать часов обещали быть долгими и скучными, и единственное, что осталось подводникам — ковыряться в носу. Ну, по крайней мере, ход событий указывал именно на это…

28 августа, 04:31 (по Гринвичу)

«Туатха де Данаан», камбуз

Пространство между сверкающей новизной микроволновой печью и громадной духовкой оказалось как нельзя более подходящим. Там было темно, тесно — едва по ширине плеч — идеальное место для того, чтобы принести туда все свои горести и печали, скорчиться в жалкий клубок, забиться в свою маленькую скорлупку и попытаться забыть о жестоком внешнем мире.

Захлебнувшись черной меланхолией, Канаме втиснулась в угол, обняв колени и зарывшись в них лицом. Мысли о Соске попеременно бросали ее то в злость, то в разочарование, то в безнадежную, отчаянную тоску. Но скоро лихорадочная стадия миновала, и осталась лишь мрачная и тяжелая депрессия. Даже мысль о том, какой жалкой она себя показала, вызвала лишь слабенькую вспышку раздражения, ничуть не сравнимую с теми громами и молниями, что она, бывало, метала в Соске.

Завтра она попросит Тессу убрать его с должности ее телохранителя. Пусть заменят Соске кем-нибудь другим, а то и вовсе прекратят эту глупую охрану — она не будет расстраиваться. Канаме больше не хотела видеть его рядом, особенно таким, как сегодня. Она — не обуза, и уж, тем более, не его обуза. На этом — точка.

Коку, матросу первого класса, которого звали Казуя Хироси, достало деликатности оставить ее в покое. Пару часов назад в командную столовую, примыкавшую к камбузу, заглянул Соске и спросил, не видел ли тот Канаме. Казуя ответил, что ее здесь нет. Было странно слышать, как кок, такой же японец как она, изъясняется по-английски.

Канаме чувствовала себя такой опустошенной, вымотанной и изможденной, словно целый день пахала, как проклятая. Тяжелая усталость клонила голову к коленям, и она сама не заметила, как задремала. Но не прошло и десяти минут, как она вскинулась, тяжело дыша и вспотев — обида и тоска снова лихорадочно погнали ее мысли по замкнутому кругу. Так, то мучаясь и терзаясь, то в изнеможении проваливаясь в тревожный сон, она провела еще пару часов.