Падая за тобой (СИ)

Я думала об Алане и об Алмазе… Двух самых важных мужчинах моей жизни, не считая папы, которого я любила самозабвенно, но почти не помнила… Жалела, что так и не нашла в себе силы признаться Алмазу про Алана… А вернее, не было возможности… Хотя зачем я сама себя пытаюсь оправдать- это была моя вина, что бы ни было… И теперь мне за нее платить щемящей болью в сердце, сыну моему платить… Теперь он останется круглым сиротой при живом отце… Не такой участи я ему хотела… Все, что я хотела- оберегать его, любить, ходить, лелеять… Делать все то, чего была лишена я…

Я все-таки потушила огонь. Понаходила какие-то тряпки и грязные одеяла, невесть откуда здесь оказавшиеся, утеплитель для стен, который только завезли. Сделала себе подобие шалаша, чтоб хоть как-то греться без жара огня… В утеплителе были мелкие частички стекла, такая технология изготовления, из стеклобоя — зато прочная, термостойкая, долговечная. Эти частички больно впивались мне в кожу, но разве такая боль сравнима с перспективой помереть от холода или асфиксии… Стала про себя петь песни, проговаривать любимые Аланом сказки, пытаясь абстрагироваться от ужаса действительности… Вспоминать руки Алмаза… Боже, как же я хотела бы сейчас его обнять, согреться на его плече, завернуться клубком и расслабиться… Каким бы он ни был со мной жестоким, с ним я чувствовала себя защищенной… Его любовь, пусть и медвежья, грубая, собственническая, грела меня даже на расстоянии… Уже не грела… Он отпустил меня, и я осталась одна… Замерзать и бояться…

— Со мной тебе надо бояться только меня, Лала…

Где ты, Алмаз? Почему покинул меня? Почему бросил помирать здесь, в одиночестве и отчаянии… Я мысленно прощалась с жизнью и понимала, что благодарю судьбу за все те щедрые подарки, которые она мне преподнесла в виде минут близости с ним… За сына… Сына от любимого мужчины… Разве не это истинное счастье… Теперь и уходить было не обидно. Я познала такую любовь- высшую награду, данную человеку… И кто сказал, что эта самая любовь должна всегда заканчиваться хэппи эндом в стиле «и жили они долго и счастливо»… Долго? Счастливо? Почему никто никогда не рассказывает о жизни «после», о том, сколько это «долго», и как именно это «счастливо»? Может потому, что далеко не всегда все так, как нам пытаются заложить с детства при чтении сказок… Потому что любовь не только окрыляет, она может разрушать… Вредить… Убивать… Любовь- это жизнь, а в ней есть всё…

Не знаю, сколько прошло времени с того момента, как я оказалась заложницей этого снежного кошмара, но поняла, что силы меня покидают, когда озноб сменился на испепеляющий изнутри жар. Голова болела и горела, желудок буквально пульсировал спазмами… Мне дико хотелось есть. Как назло в утро накануне этого кошмара я даже не позавтракала… В принципе не планировала так долго оставаться на стройке, как получилось… Не зря, видимо. Самым странным во всем этом было так и не понять, сколько прошло времени с момента завала. Может речь идет о часах, а может о днях… Абсолютный, полный, сюрреалистичный отрыв от реальности… Теперь поняла, почему именно такие изощренные техники используют в некоторых тюрьмах при попытке выбить информацию из опасных преступников и террористов. Читала где-то об этом… Действительно, это страшно- вот так чувствовать себя в каком-то полном вакууме, словно мозг засунули в спичечную коробку…

Ну вот и все. Картинка перед глазами поплыла… Мне мерещился высотный Дубай, арбатская квартира Капиева, куда он привез меня из села, наша спальня с Алмазом в доме на обрыве… А еще в своих бредовых фантазиях я начала танцевать… Танцевала, танцевала, танцевала, пока не почувствовала, что уже не танцую, а стремительно падаю вниз… И музыка стихла, слышен только какой-то щемящий, пробирающий до самых костей гул… Словно сильный ветер обдирает тебе самое нутро… Так, что дух захватывает… Лечу опрометью головой… Мысленно готовлюсь к острой вспышке боли. Которую почувствую, как только коснусь острых скал там, внизу… Но тут внезапно чьи-то большие руки меня хватают и прижимают к себе… Я чувствую жар тела моего спасителя. Его порывистое дыхание на своей коже и оно мне кажется таким до боли знакомым… Не может быть… Из последних сил разлепляю веки и вижу перед собой Алмаза. Моего Алмаза. Моего родного медвежонка…

— Алмаз, любимый… Мне так холодно… — шепчу я, из последних сил протягиваю руку к его лицу. — Я умерла и теперь в раю?

— Ничего, ничего, Лала, потерпи, моя девочка, я тебя сейчас согрею… Потерпи… Ты со мной… Все теперь хорошо…

Я расслабляюсь, зная, что если я в его руках, нечего больше бояться, чувствую только, что мы идем… Он что-то быстро говорит на нашем родном языке в пустоту. Ан, нет, не в пустоту- меня передают из рук в руки спасатели, на задворках сознания гул техники и сквозь слабо прикрытые веки ритмичное мигание сирен.

И тут краем сознания я слышу какой-то неприятный, со скрежетом треск… Этот треск перерастает в громкий хлопок, который вздымает в воздух огромный клуб снега, больно впивающийся в кожу миллионами острых снежинок…