Две недели перед школой проходят слишком быстро. Я успеваю познакомиться с Арно Монмари: он ведет страничку в Фейсбуке, которая называется: «Измени этот мир». Я написала ему на почту свое короткое резюме, продемонстрировала проекты, над которыми имела счастье работать, и предложила ему идею для нового. Он ответил ни отрицательно, ни положительно. Лишь сказал: «Если сможешь найти моделей для своей задумки, я помогу тебе со студией и дальнейшей работой». Теперь вся моя голова забита лишь одной мыслью, как найти желающих сфотографировать свои изъяны? Идея пришла ко мне ночью, после того как я два часа убила на Инстаграм, глядя на идеальные фигуры и лица. Во Франции существует закон, по которому, если фотография была ретуширована, на ней должна быть особая надпись: «Photo retouchée». Этот закон приняли с целью не обманывать людей. Ведь мы все далеки от идеала. Но мы живем во времена, когда понятие «красивая» в принципе не существует, если ты не подходишь по определенным параметрам: высокая, стройная, длинноногая, большегрудая, с утонченными чертами лица, обязательно маленький нос и полные губы. Пластиковая хирургия на пике своего развития, и я не против, если бы не одно «но». Сколько молодых девушек кроят себя под стандарты, полностью теряя индивидуальность? Красота ведь безгранична. У нее нет законов и устоев. И именно это я и хочу показать. Я хочу показать шрамы, растяжки, неидеальную кожу, кривые зубы или, быть может, целлюлит – да даже нестандартную форму носа и все-все, что встречается у миллионов. Все то, что не делает нас некрасивыми, а, напротив, иногда даже является нашей изюминкой. Я хочу показать натуральность и человечность. Но Арно сомневается, что я смогу найти моделей для данной затеи. Я и сама сомневаюсь, но я уверена, в мире есть смелые люди, которые не стесняются своей индивидуальности и разрешат мне запечатлеть ее на снимкам.
Мы с Марион не успеваем оглянуться, как на календаре мелькает третье число, и, кое-как продрав утром глаза, мы отправляемся в школу.
– Ты только представь: мне восемнадцать, тебе почти восемнадцать, а вокруг нас будут сидеть малолетки, – кислым тоном говорит Мар, на ходу поправляя свои шикарные волосы.
Она разоделась так, будто идет не в школу, а на красную дорожку. И, зная Марион, я ни капельки не удивлена. В первый же день она планирует продемонстрировать всей школе, кто здесь королева!
– Ладно, не мы одни на год отстаем. Более чем уверена: в нашем классе будет достаточно второгодников.
– Да, типа твоих друзей-лузеров, Вала и Лео. Даже не думай, что мы станем дружной компанией. Я никогда в жизни не сяду с ними за один столик!
Я качаю головой и приподнимаю лямку съехавшего рюкзака. В отличие от Марион я не принарядилась: на мне белая майка и голубые джинсы. Люблю легкую небрежность и натуральность в стиле.
– Ты видела, как моя мама взглянула на твои сиськи без лифчика? – тихо сказала Марион. – Я думала, она заставит тебя переодеться, но потом ее взгляд перешел на розовые волосы, и на лице появилось выражение отвращения. Она даже прошептала себе под нос «сумасшедшая феминистка». Клянусь!
С Мари мы по-прежнему не общаемся, лишь изредка обмениваемся короткими фразами. Некоторые вещи не меняются…
– Я не феминистка, – бурчу я, заправляя майку в джинсы.
Мне так надоело, что люди раздают ярлыки. То, что мне комфортно и уютно без бюстгальтера, не говорит о том, что я так борюсь за права женского населения. Это говорит лишь о том, что я не вижу смысла стягивать лимфоузлы при своем небольшом размере груди. Однако скажу честно. Если понадобится стать феминисткой, чтобы не носить лифчик, то я ей стану. Я лишь ненавижу, когда людям на лоб приклеивают огромный штамп, определяющий их личность. Мы все настолько многогранны, что не вижу смысла ограничиваться ярлыками.
– Знаю. И если бы Господь не одарил тебя божественной формой груди, ты была бы вынуждена, как все мы, обычные смертные, использовать пуш-апы и поклоняться поролону.
Я закатываю глаза:
– Слава Богу, что он не оставил надпись: «Феминистка» на моем лбу! И на этом спасибо!
– Мне даже странно, что ты бесишься. Отказ от лифчиков и скандирование free the nipple[5]
– их конек! Ты не носишь лифчик, вот люди и делают выводы. Мне, кстати, нравятся эти маленькие круассанчики! – говорит Марион и тыкает пальцем в маленькие принты на моей груди.Я легонько бью ее по руке.
– Не распускай руки! – строго произношу я, и она смеется. – Вообще, ты много внимания уделяешь моей груди, мне становится страшно!
– Это зависть, – со смешком говорит Марион и опять щипает меня за грудь. – Они типа должны закрывать сосок, да? Будто, если он у тебя станет твердым, круассанчику под силу это скрыть.
Я наступаю ей на ногу, и Мар едва не валится на землю. Зло сверкнув глазами, она начинает шипеть в своей лучшей манере:
– Ты непроходимая идиотка! Думаешь, на каблуках легко ходить? Они же замшевые, смотри, какой след ты оставила!
Я подаю ей салфетку и, остановившись перед буланжери[6]
, как ни в чем не бывало спрашиваю:– По круассанчику перед школой?