Падающий дождь

— Еще несколько часов этого сухого закона, и мы все протянем ноги! Я изойду потом, как беременная монашка перед исповедью! Вот что! Надо перерыть все рюкзаки. Может, найдем что-нибудь… Проклятье! Жевательную резину и ту всю сжевали!..

Перерыли все до дна и ничего не нашли.

— Годдэм ит ту хэлл! — свирепо выругался Клиф. — Воды нет ни капли, а пакетики липтоновского чая остались! Зеленый? Терпеть не могу… К дьяволу!

С этими словами он в сердцах швырнул полупрозрачные пакетики «липтон» в оплетенный лианами сухостой.

Грант тупо взглянул на Клифа. Чай? «Липтон»? Липтоновский чай?

Он вскочил на ноги.

— Что ты наделал? — едва не зарыдал он. — Чай! Да чай — это танин! Ничто так не утоляет жажду, как танин!

— Что толку от сухого чая! — слабо тявкнул Клиф.

Грант бросился в заросли, нагнулся, стал шарить в траве.

— Чай медленно всасывается в кишечнике! — выкрикивал Грант. — Снижает потливость! Танин — лучший возбудитель секреции слюны! Вот, вот! Один пакетик!.. Разве ты не помнишь?! Нас же в Брагге учили! Боже мой! Да это зеленый чай! Вьетнамский! Зеленый чай содержит в три раза больше танина, чем черный!

— Но ведь он сухой! — усомнился Клиф, тоже шаря лихорадочно в траве.

— Будем сосать сухой чай! Танин есть танин!

Грант недаром прошел курс выживания в джунглях. Положение катастрофическое — это ясно. За последние два-три дня с них семь потов сошло. Набрякшая от пота одежда просыхала только ночью. С водой они лишались хлоридов и других минеральных веществ. Да, именно так говорил лектор-медик. И потеря уже четвертой части воды в организме приводит к смерти. Тогда в Форт-Брагге все это воспринималось как нечто отвлеченное, абстрактное. Человеку ежедневно требуется два с половиной литра воды. Это вместе с пищей. А они уже давно почти ничего не ели, ничего не пили. Танин, танин!.. Соломинка, за которую хватается утопающий. Верней, погибающий от жажды. Но спасет ли их сухой чай?

Они жевали сухой чай, давясь, кашляя и выплевывая чаинки, как вдруг во рту совсем пересохло от страха: джунгли застонали от тяжкого грохота мощных взрывов.

— Спокойно! — повысил голос Грант, поднимая правую руку ладонью вперед. — Это бомбежка! Наши бомбят шоссе.

Все прислушались к сплошному гулу, волнами катившемуся по джунглям.

— Ничего себе канонада! — довольно усмехнулся Мак. — Такого фейерверка и шума-гама у нас в Техасе не бывает даже Четвертого июля!..

Американцы бомбили ковровой бомбежкой — по карте, квадрат за квадратом, не пропуская ни одного мостика, ни одного километра пути. Огромные фугаски, 150-галлонные канистры с напалмом, ракеты, зажигательные бомбы с «Вилли Питером» — белым фосфором, «косилки ромашек» — осколочные бомбы с пиками на носу, чтобы взрывались не в земле, а над землей, поражая все в радиусе полумили, шариковые бомбы, покрывающие все вокруг стальным градом…

Грант с трудом подавил в себе чувство злорадства, ясно написанное на лицах других диверсантов.

— Жахнуть бы по ним термоядом! — злобно прохрипел Клиф. — Долго мы будем драться со связанными руками?! Пора разогнать этих трепачей в Капитолии!..

Грант вдруг выхватил карту — ведь по звуку бомбежки можно определить свое примерное местоположение. Но для точной ориентировки этого мало…

— Я никогда не говорил, — сказал Мэтьюз со вздохом, — что лучше быть мертвым, чем красным. Я бы все отдал, лишь бы оказаться снова в Гаване и тихо и мирно чинить старые радиоприемники… Интересно, действуют ли еще в Гаване автоматы для продажи кока-колы. Ведь кубинцы тоже считают коку своим национальным напитком…

На этот раз Клиф не стал одергивать Мэтьюза.

— А я бы сейчас поменялся местами с любым сутенером в Сайгоне, — произнес он проникновенным тоном. — Я часто повторяю, как молитву: в Сайгоне полторы тысячи баров, почти пятнадцать тысяч борделей, тридцать тысяч девочек для радости! Вы только вдумайтесь в эти цифры, ребята! Какой простор, какие возможности! Сайгон называют «Парижем Востока». Устарело! В Париже «комми» давно закрыли все бордели. И девочки красивее в Сайгоне! А какая экзотика: одну мою кралю звали Лан. Орхидея!

— И много эти орхидеи зарабатывают в Сайгоне? — поинтересовался Мак.

— Да уж больше тебя! Лан заколачивает четыреста долларов в месяц! В десять раз больше среднего сайгонского чиновника, втрое больше профессора! От четырех или пяти таких орхидей я загребал бы побольше своих двенадцати сот долларов! И никакого тебе риска для жизни, сплошной рай в гареме!

— Значит, вот ради кого мы воюем здесь! — сумрачно проронил Мак. — Вот куда идут денежки американского налогоплательщика!

И он закатил такое многоэтажное ругательство, что едва не посрамил его высочество «Эмпайр стейтс билдинг» — самый высокий небоскреб мира.

Гранту живо вспомнился душный сайгонский вечер, размякший от жары асфальт, утыканный жестяными пробками от пивных бутылок, вонь бензина и сортиров, велорикши. Настроение а ля черт побери, первые пары эйфории… И бары, стоящие в ряд, как телефонные будки, и неон, и аргон…

Приятные воспоминания прервали взрывы серии бомб, сброшенных одним из самолетов неподалеку в джунглях.