Падающий дождь

— Да, Джонни, ты можешь распрощаться с джунглями и москитами, с вьетконговскими засадами, «прыгающими Бетти» и прочей экзотикой. Наша беда в этой стране, Джонни, заключается в том, что мы давно выиграли эту войну, а «комми» отказываются признать это! Жду не дождусь, пока наши пустят в ход самый окончательный — термоядерный аргумент! Завидую я тебе. Как-никак там цивилизованные края, Старый Свет!.. Командировочное предписание готово: сегодня в 18.00 ты вылетаешь с группой офицеров специальных войск во Франкфурт-на-Майне. Явишься для прохождения дальнейшей службы в штаб нашей 10-й специальной ударной группы. Это в Бад-Тёльце — чудесный уголок в баварских Альпах, горы, орлы, бывшие эсэсовские казармы со всеми удобствами. Предстоит небольшая переподготовка, а потом — интереснейшее задание, ультрасекретное задание, Джонни! Там тебе краситься не придется. У тебя будет отборная команда — судетские немцы, выходцы из Восточной Европы, все бойцы экстра-класса, не хуже Честэра и Харди, мир праху героев!

Передашь привет моему старому другу командиру 10-й группы «зеленых беретов» Джерри Сейджу. С тобой полетит Дон Мэтьюз — специалисты его калибра там особенно сейчас нужны. Сигару, Джонни?

Грант машинально подцепил сигару из предложенной ему сигарницы. Полковник дал ему закурить от зажигалки, откинулся в кресле.

— Я тоже надеюсь к вам присоединиться, Джонни, — сказал он, улыбаясь. — Я ведь неплохо знаю эти места, сразу после войны жил в Праге в отеле «Алькрон» под видом работника ЮНРРА, занимался «благотворительной» работой. Времена были трудные, бутылка сливовицы стоила 1600 крон, а судетские немки бросались в наши объятия за банку консервов. Я ведь тоже был молод, Джонни! Но не думай, что мы там били баклуши! Помню, мы с англичанами перебросили из Польши через Чехословакию членов семьи генерала Бур-Коморовского, ставленника Лондона в Польше. Вот этот орден я получил за то дельце. Наши тогда стояли в Пльзене, в Праге нашим послом был Лоуренс Штейнгарт. Какие закатывал он приемы! У меня там осталась куча знакомых: солидные люди из числа промышленников и помещиков, один монсеньер из ордена иезуитов. Многих я переправил в Пльзень и Нюрнберг с помощью наших дипломатов — они пользовались дипломатическим иммунитетом и контрабандой провозили беженцев. В сорок седьмом, помню, мы с американским генеральным консулом в Братиславе помогли трем отрядам украинских националистов — их называли бандеровцами — прорваться через горы Словакии и австрийскую границу в нашу зону оккупации в Германии. Думаю, ты встретишь этих бандеровцев и бывших офицеров дивизии СС «Галичина» в Бад-Тёльце. Они должны помнить капитана Фолькстаада. Передай и им привет! И скажи, что я все сделаю, чтобы иметь возможность лично пожать им руки. Давненько я там не бывал — в феврале сорок восьмого нас попросили оттуда коммунисты. Ты, Джонни, еще не знаешь, что такое тоска по боевым дорогам молодости!

Полковник проглотил, не запивая, какую-то таблетку.

— Да, мой мальчик, я тебе крепко завидую. Ты молод, впереди тебя ждут великие дела. А мне вот жена пишет: ходила на рентген, обнаружили какой-то миокардит. Врач велел установить лифт, чтобы Мэгги не надо было пешком подниматься на второй этаж нашей маленькой виллы в Арлингтоне. А лифт — это дорогая игрушка, вряд ли по карману полковнику! Бедная, бедная женушка!

— Не могу ли я узнать побольше о предстоящем задании? — нетерпеливо прервал его Грант.

— Боюсь, что нет, мой мальчик, — покачал головой полковник. — Повторяю: задание ультрасекретное. Скажу одно: за последнее время наши политики много говорили о наведении мостов между Востоком и Западом, а не мостам, как известно, ходит много народу. Ну, а наше дело подобрать ключики к воротам «железного занавеса». Представляю себе, как истомились по свободе мои бедные друзья в тех краях! Мы поможем им, Джонни! Любыми средствами — так гласит наш девиз. Мы пойдем туда с деньгами или ядерной дубиной!..

Эти разговоры Грант уже слышал. С тем же блаженным оптимизмом строил Фолькстаад далеко идущие планы создания американской «пятой колонны» в Северном Вьетнаме и в тылу Вьетконга. С деньгами и дубиной, «сывороткой правды» и «черным глазом» врывались агенты фолькстаадов в Северную Корею и на Кубу. «Вас встретят там с распростертыми объятиями!..» Доколе будут фолькстаады и гранты становиться вновь и вновь жертвами собственной лживой пропаганды? Почему американская разведка вечно отмахивается от правды, когда правда эта ей не по нутру?

Фолькстаад умолк, молчит, покуривая.

Грант в упор взглянул на полковника.

У Фолькстаада — льдисто-голубые глаза. Лицо бледное, почти меловое, несмотря на вьетнамское солнце, а губы кроваво-красные.

Грант не мог сказать ни слова. Он онемел. Он презирал себя до омерзения. Судорогой свело душу.

У него чесались руки. Он перевел взгляд на розовую шею полковника, ясно увидел заветную точку в полдюйме ниже мочки уха. Отрывистый, жесткий удар ребром ладони по этой точке и — полковник мгновенно лишится сознания. Так учили в Форт-Брагге.

Но Грант не может пошевельнуться.