Падальщики. Восстание [СИ]

Весь мой эксперимент перестал быть рутиной чередующихся исследований, научных достижений и препарированием подопытных зараженных. Он превратился в горькую жизнь. Нет больше ни здоровых, ни инфицированных. Есть только люди, которые уничтожили свой рай из-за глупости, из-за жадности, из-за собственного эгоизма. Есть только люди, которые раскаиваются в содеянном и отчаянно пытаются вернуться к жизни.

7. Это — мой ад

14 января 2072 года. 08:00.

Калеб.

Штурмовать две Зоны военного блока пятью десятками солдат — перед нами стояла практически невыполнимая задача, поскольку каждая Зона охраняется похлеще райских врат. И если бы Триггер не облегчил нашу участь кодами разблокировки дверей и своей ключ-картой, шансов выполнить миссию успешно не представилось бы.

— Все готовы? Пора разбить это киндер-яйцо! — послышался бодрый голос Фунчозы в ухе.

Я слышал его в наушнике, а также рядом с собой. Мы с ним и Антенной командовали тремя отрядами: Васаби, Маяк и Тесла, задача которых прорваться через запасные ворота Зоны Браво в генеральский отсек и устранить угрозу истребления десяти тысяч человек, подведя черту эре Генеральского режима. На наших плечах зиждется основная часть миссии. Все, что делалось до этого момента: шептания за дверьми, тайные встречи, споры над техническими планами Зон, соевые брикеты на чертежах, изображающие наши отряды, тренировки на симуляторах, скрытно имитирующие будущие тактики нападения — все это было подготовкой и разминкой к реальному тесту наших стратегических способностей, боевых навыков и умений выживать посреди враждебного к человеку мира.

Совершить военный переворот — идея, которая вслух укладывается в три слова, а в реальности не укладывается даже голове. Я до сих пор с трудом принимаю факт того, что стою во главе мятежа, про который только в учебниках читал, и уж никогда бы не подумал, что однажды стану героем подобной революции, когда народ доведен до такого глубоко отчаяния, что перешагивает через мощный моральный барьер убийства себе подобного и берет оружие в руки, чтобы напасть на того, кого еще вчера считал богом. Это предел. Это грань. Это край, за которым ждет лишь безжалостная пропасть. Посреди смертельного анархического мрака ты либо сгинешь безвозвратно, либо проложишь мост из трупов врагов и преодолеешь критический рубеж. Говорят, законы природы жестокие. Но ничто не посоперничает с людским миром в садизме.

Я сижу в коридоре, сжимая винтовку в руках, как если бы собирался в бой с зараженными. Я с ужасом осознаю, что всего пара минут отделяет меня от первого выстрела из автомата, и целью его станет не безмозглый кровожадный монстр, а солдат, с которым мы каждое утро завтракаем в одной столовой. Вот он — порог восстания. Вот он — мой барьер братоубийства. Вот она — дверь, пройдя которую, я навсегда изменюсь, потому что пролью кровь брата ради собственного выживания. Я никогда не забуду этот момент, он впечатается мне в память, как родимое пятно — несводимое, отчётливо черное, исчезающее лишь с гниением плоти. Оно станет меткой рубежа, изменившего мою жизнь безвозвратно. Я сожгу все мосты к прошлому, назад пути не будет, потому что пулю не остановить, а смерть бесповоротна. Впереди лишь будущее неизвестное, загадочное, пугающее, но в то же время наполненное надеждой на светлое. Садизм людского мира характеризуется вечным беспощадным противоречием: светлая надежда заставляет окропить ее сырой кровью, чтобы не потухло священное пламя жизни.

Это мой ад: попасть в бесконечную временную петлю с кровопролитием людей, обманутый всеобщим убеждением в том, что успех требует жертв. Сколько их будет? Как долог будет путь? Никто не знает. А я продолжаю из раза в раз убивать людей, надеясь, что в один прекрасный день этот кажущийся недосягаемым успех все же наградит меня своим приходом, просто потому что не могу остановиться и перестать верить, не могу принять факт того, что я стал убийцей напрасно.

Дверь в светлое будущее, ждущее свежей крови, здесь за углом. Как и зараженные там наверху охотятся ради человеческих животворящих соков. Какой бы путь человек ни выбрал, ему придется жертвовать собой. Дверь ждет. Осталось лишь постучать в нее. Гранатами.