Падальщики. Восстание [СИ]

Электромагнитный импульс сжег электросхемы наших костюмов резким перепадом напряжения. А странное ощущение в груди, что я испытал в момент взрыва ламп, будто сердце упало в пятки, скорее всего объяснялось нарушением нормальной работы механизмов внутри моего искусственного сердца, работающего на магнитной левитации компонентов. Человеческие сосуды моментально отреагировали на сбой в перекачивании крови легким уколом, а я же осознал, что вселенная дивным образом спасла мне жизнь, защитив электронные компоненты сердца от перегорания. Похоже, я еще нужен этому миру.

В следующую секунду бойцы Крайслера атаковали нас второй волной, но на этот раз та была мощной, напористой и окончательной.

В физически ощутимом мраке, как если бы я смог взять его в ладонь, где-то из дверей холла, ведущих в сердце Зоны Браво перед нами, как из лопнувшего гнойника потекли ручьи света — вражеская подмога, вооруженная фонарями на шлемах, вбегала на поле боя, как подоспевшая кавалерия, махающая мечами направо и налево.

Вот почему они замолкли! Они все это время поджидали за бетонными экранированными стенами, не пропускающими электромагнитный импульс за пределы холла. Крайслер нашел управу на Падальщиков и все это время тщательно скрывал ее, потому что Триггер ничего не сообщил нам об ЭМП.

Снова град пуль посыпался на нас и мы едва ли могли теперь ему противостоять. Бойцы Крайслера выволокли целые стойки с десятками прожекторов и окружили нас ярким светом сотен ламп, которые тут же ослепили нас, как кротов солнечным светом. Они видели нас ясно и четко, обстреливая каждый сантиметр баррикад, словно желали пробить стальные листы насквозь. И снова интуиция подсказывала мне, что они недалеки от того момента, когда избитая, израненная, искромсанная сталь поддастся нещадному напору мелких свинцовых убийц и начнет рваться, как ткань, истерзанная временем. Мы же в свою очередь сделались абсолютно беспомощными! Мы не могли даже выглянуть из-за заграждений, чтобы стрельнуть хотя бы раз! Мы просто лежали на полу и ждали, когда оглушительный гром стрельбы прекратится нашим полным поражением.

— Буддист! — крикнула звезда моего сердца.

Я едва разобрал ее крик посреди хаоса пальбы, дымовой завесы, летающих искр.

— Черта с два мы сдадимся! — орала Ляжка.

А в следующую секунду проревела припев из своей знаменитой песни Красной Звезды надрывным голосом:

— Группа крови — на рукаве!

Я прямо чувствовал, как у Ляжки засвербели голосовые связки от раздражения остаточных частиц хлорацетофенона в воздухе. Ляжка вновь вытащила ФР-2, положила ее на стальной профиль баррикады так, чтобы максимально скрыться от свистящих вокруг пуль, и снова снайперская винтовка заверещала безостановочной трелью, которая разожгла в оставшихся в строю Падальщиках последние капли гордости за свое имя и отваги, что все сорок лет стояла между жизнью и смертью для десятков тысяч людей на Желяве.

— Мой порядковый номер — на рукаве! — вторил Легавый, крича песню, точно боевой клич.

И тоже высунул автомат из-за заграждения, паля без разбора, просто прочесывая ряды вражеских бойцов из стороны в сторону.

И в следующую секунду мы все запели!

— Пожелай мне удачи в бою! — орал хор из двадцати бойцов.

Выстрелы загремели с новой силой, солдаты бросали последние припасенные гранаты, едва разбирая, куда те летят из-за ослепительного света, атакующего со всех сторон своей беспощадной яркостью.

Я вставил последний магазин в патронник и присоединился к боевым товарищам в заключительном вдохе обороны. Краем глаза я наблюдал, как Ляжка продолжала выслеживать в прицел огоньки на шлемах бойцов и стреляла, и стреляла, и стреляла. Автоматные очереди рокотали в своем последнем стихе, меня оглушало со всех сторон, но песню Ольги я слышал несмотря ни на что. Может, я слышал свой собственный крик, принимая его за наш дружественных хор, может, я пел невпопад, может, я ошибался в русских словах, потому что не знал этого языка. Но Ольга была внутри меня, я слышал ее голос, думал о ней и о той роли, что мы должны сыграть в жизнях друг друга, думал о предназначении Падальщиков в судьбах оставшихся в живых людей. И эти думы о будущем заставляли меня верить в мою избранность богом, в мой успех, в мою окровавленную святость.

— Пожелай мне не остаться в этой траве!

— Не остаться в этой траве!

Мы орали хором, дружно, продолжая зажимать курок остервенело и неотступно, что аж слезы брызнули из глаз.

— Пожелай мне удачи!

Казалось, будто наш дружественный хор на непонятном языке, на котором мы и двух слов не знали, но знали наизусть единственную песню, что вдохновляла на победу, пусть мы и не до конца помнили ее перевода, поражал врагов непоколебимой волей и верой в свою правоту. Боевая выдержка Голема или Назгула далека от нашего опыта боев с монстрами, желающими разодрать тебя в кровавые клочья. Они все это понимали, они знали, что наше бесстрашие не сравнится с их смелостью.