— И в этом я тоже не сомневаюсь, — Буддист продолжал говорить с закрытыми глазами.
Самоуверенный кретин. Но спорить не буду, это его самообладание вызывало зависть.
— Я вообще-то думала ты за Ляжкой приударяешь, — призналась я.
Это ни для кого не секрет. Даже для Ляжки. Буддист всегда уделяет ей внимание больше требуемого, а она вроде и не против, хотя лысый филиппинец с вытатуированными строками на санскрите по всему телу, голове и лицу явно не ее типаж.
Буддист загадочно улыбнулся.
— Ляжка была моей женой в прошлой жизни, — ответил он, ничуть не смущаясь.
Я усмехнулась.
— Скучные у тебя жизни, если ты их проживаешь с одними и теми же людьми, — ответила я.
Меня его вера в сказки всегда забавляла, он — мастер их сочинять.
— Мы встречаем людей из прошлых жизней для того, чтобы отработать урок, который мы не отработали с ними в прошлый раз, — невозмутимо говорил он.
— И какой же урок ты не отработал с Ляжкой? Миссионерский?
Я даже поиграла бровями, подчеркивая свое пошлое остроумие. Вот интересно, я с детства им болела или Фунчоза заразил?
— Я еще не понял до конца, но мне кажется, я не ценил ее.
Буддист даже не заметил мою шутку, ну а я потеряла интерес к его потусторонним путешествиям.
— Я пользовался ею, не давая ничего взамен, считал ее чем-то само собой разумеющимся. Знал, что она любит меня, что ей не хватит духу оставить меня, получал некоторое удовольствие от того, что владею ее жизнью. Я был тираном в семье, относился к ней, как к рабыне моих желаний. Лишь я должен был быть в центре семейного внимания, мне была невыносима мысль о том, что я незначителен.
— Какой тонкий самоанализ. И откуда ты только такое берешь? — пробубнила я себе под нос, продолжая крутить балисонг.
— Моя деспотия в семье стала моей кармой в этой жизни, которую я должен отработать.
— Ну так вперед! Женись на ней да вылечи ваш брак.
— Здесь не все так просто. Я должен пройти через наказание, через болезненный катарсис, который излечит мою душу. Мы учимся только через боль.
Я кивнула. В этом я была согласна с Буддистом. Боль — совершенный учитель, безукоризненный и убедительный.
— Так как это произойдет? Она будет избивать тебя плеткой? — и все же желание поглумиться над его верой в переселения душ никогда не покидало меня.
— Я должен отдать ей самое дорогое, что у меня есть. Что-то, без чего моя жизнь будет невозможна. Свой эгоизм и тиранию я излечу щедростью, — самообладание тоже никогда не покидало его.
— Странный ты чувак, Буддист.
— Я такой же, как и ты, и остальные. Я пытаюсь найти ответ на вопрос «В чем моя миссия?».
— Валить зомби. Спасти Желяву, — для меня этого было достаточно.
— А как же твой отец?
— А что с ним? — я сразу напряглась, не люблю, когда говорят о моем отце.
Балисонг замер в руке, от внимания Буддиста это не ушло. Да он и без того знает, что всякий разговор о моем отце в девяносто девяти процентах случаев заканчивается побоями.
— Он тоже послан тебе, чтобы извлечь урок, — аккуратно произнес Буддист.
А я уже мысленно готовилась намотать его морду на кулак.
— Мой отец — гений! — злостно произнесла я.
— Но ты его таким не воспринимаешь. Он гений в глазах коллег, сотрудников. Но в твоих всегда остается шизофреником.
— Хорош составлять мою натальную карту, придурок! Не лезь в мою жизнь со своими духами и кармами! — моя гиперактивная ненависть к людям плохо поддавалась контролю, особенно когда речь шла об отце.
— Я просто хочу сказать, что возможно тебе стоит начать слушать его бредни. Он говорит их не просто так, для него они многое значат. И правда в том, что за двадцать три года ты так и не научилась его слышать.
Я замерла.
Помимо его стального самообладания хотела бы я еще иметь его до трясучки раздражающую способность бить словами в цель настолько точно, что аж сердце останавливается, а из глаз кровь брызжет от искрометного гнева, рождающегося в ответ на словесный удар, разнесший все доспехи самоуверенности в пыль.
Я никогда не понимала отца. Это правда. Даже хуже. Я никогда не стремилась понять его бессмысленную болтовню, потому что это было слишком сложно, потому что я не видела смысл в его бреднях. Вместо этого я сдалась и просто обрамила его характерное отличие от нормального человека в рамки безумия и признала факт того, что мой отец умалишенный, даже не попробовав истолковать его неординарную натуру иначе. Может, оттого я и Фунчозу нашла привлекательным? Он тоже придурок до мозга костей, и меня походу патологически тянет к шизофреникам, потому что внутренне я все же хочу понять их боль и терзания, которые заставили их выйти за пределы нормальности. И все же у меня это плохо получалось. Наверное, потому что я и не старалась вовсе. Я отступила. Я сдалась. А ведь я кровожадных зомбаков мочу направо и налево, даже не смея думать об отступлении, хотя они меня одним взмахом когтистой лапы могут на части порвать. Но битву за достоинство отца я даже не начинала, сдавшись, как лицемерная трусиха.
— И вообще, ты заметил, как быстро Калеб приобрел авторитет? Мы теперь не пять отрядов, а один, подчиняющийся Калебу! — я сменила тему.