Падчерица Синей Бороды

— Девственница. Ты только подумай, женщине двадцать шесть лет, разве я мог себе представить? Быть девственницей в двадцать шесть лет! И, естественно, все вытекающие отсюда шаблоны поведения — только на спине и только с выключенным светом! За что мне такое наказание?

— А где она?..

— В спальне. Плачет от боли или смеется от счастья, я не понял. Я уже забыл, как это бывает, отчего обычно в этих случаях девушки обливаются слезами.

На такую удачу я и надеяться не могла. Непорочная сестра братьев Мазарини, потерявшая свою девственность не в браке!..

— Теперь ты, конечно, на ней женишься? — осторожно поинтересовалась я, подбираясь к нему поближе и зажигая ночник.

— Мне все равно, как она захочет, — зевнул самонадеянный отчим.

— А ты что-нибудь знаешь о ее семье?

— Конечно, Лиса, я знаю почти все о ее семье, — назидательно произнес кореец. — Неужели ты думаешь, что я затащу женщину в постель, не поинтересовавшись ее финансовым положением?! У нее два брата, занимаются официально бизнесом, родители умерли, особняк в Челябинске на ее имя, два процента акций известного металлургического предприятия, квартира в центре Москвы, купленная братьями, которой она не пользуется, и диплом врача через полтора года.

— Так ты женишься или нет?

— Не приставай. Лиса. Конечно, я женюсь, если эта восторженная страдалица согласится подписать брачный договор и счастливо скончается к твоему совершеннолетию. Шутка, — мрачно добавил он, заметив мой горящий взгляд.

— А что тебе больше всего в ней нравится? — я села на ковер рядом с креслом.

— У нее умелые и ласковые руки, отличные лапки лекаря.

Я сразу же представила два отсеченные ладошки Риты Мазариной. Но от такого не умирают…

— Нежная кожа, очень белая, — в полудреме продолжил кореец, — крошечные ступни, не то, что твои…

Если содрать с тела больше сорока процентов кожи, человек умирает, я читала.

— Ты случайно не в курсе, меня вызывают на психологическое освидетельствование? — вдруг спросил кореец.

— Ничего страшного. Я его уже прошла. Ты должен хорошенько подготовиться и поразить воображение психиатра Пенелопы.

— Пенелопы? Это имя или диагноз?..

* * *

“Сеанс начат в пятнадцать тридцать. Сегодня четвертое ноября. Гадамер Шеллинг, сорока шести лет. Вдовец. Подождите… садитесь здесь, во время разговора не отходите от магнитофона. Вот так. Пенелопа? Это мое имя, данное мне при рождении, могу показать паспорт. Кстати, вы, как я знаю, решили изменить свое имя в двадцать три года?

— Для женщины все в жизни проще, а вот мужчине с именем Су Инь или Кем Ун проблемно было бы получить хорошую работу. Не думайте, что с новым именем мне очень повезло, самый распространенный вопрос, после того как человек справлялся с ударением, был — не еврей ли я. Узнав, что кореец, все вздыхали с облегчением.

— Каким видит себя со стороны мужчина, семь раз побывавший в браке?

— Ах, это вам не дает покоя? Хорошо. Мужчина со здоровым телом, привлекательной внешностью, образованный, аристократ внешне и боец внутри имеет право устраивать свою жизнь так, как это ему кажется наиболее приятным. Знаете, мне трудно с вами об этом говорить….

— И почему же?..

— Пенелопа Львовна, вы меня не поймете и примите это за уверенность глупца. Вы не поймете, потому что только человек Востока сможет понять радость мужчины, не оставшегося одиноким после смерти любимой женщины.

— Вы не только тут же находили себе следующую любимую женщину, но и изрядно увеличивали собственное имущество.

— Глупец, потерявший любимую женщину и опустившийся до нищеты, достоин жалости и презрения, что, впрочем, одно и то же.

— А как вы объясняете смерти своих жен?

— Судьба была ко мне неблагосклонна, обрекая на одиночество и отчаяние, но я противостоял ее испытаниям.

— Как трудно с вами говорить…

— А мы еще с вами не говорили. Вы задаете вопросы, я отвечаю. Пенелопа Львовна, хотите я вам скажу, зачем вы меня пригласили? Вы решили поговорить со мной о падчерице. Могу сразу же перейти к концу этого разговора. Это не ваше дело.

— Что именно?

— Эта девочка — лучший подарок судьбы, я ее никому не отдам, она принадлежит… или будет принадлежать только мне. Предупреждая следующий ваш вопрос, отвечаю: я добьюсь этого только терпением и выдержкой. Я уже сейчас обожаю ее всей душой, но не могу пока испугать удовольствиями взрослого тела.

— А вы ее не боитесь?

— Смешно. Я ценю все ее попытки уничтожить меня, вернее, то, что она считает в данный момент злом. Я самый лучший и самый правильный воспитатель, потому что воспитываю для себя будущее счастье и благодаря восторгу перед красотой девочки проявляю такие чудеса терпения, которые недоступны просто родителям. Что касается раны, которую она нанесла мне ножом… Это ерунда, ребенок должен иногда давать выход своей ненависти, и затаенные планы переустройства жизни должны осуществляться хотя бы частично, чтобы он не подорвал психику тайным противостоянием или не преступил закон. Что?.. Почему вы улыбаетесь?