Падчерица Синей Бороды

— Я как раз собирался предложить Маргарите руку и сердце, — начал было кореец, но братья его перебили.

— Предложи ей свою квартиру, узкоглазый, — заявил один.

— И лодку, которая за границей! — подхватил другой. — А за плохое поведение подпишешь прямо сейчас бумаги на имущество, дарственную, значит. И если эта дура тебя хочет, пусть берет, свадьбу устроим мощную, пол-Челябинска позовем. Она сказала, что удавится, если мы тебя пальцем тронем; так что не вынуждай! Одевайся, едем к нотариусу, все подпишешь и — галопом с кольцом к невесте. Мы сами кольцо купили, а то подаришь какую-нибудь убогость обручальную, потом перед друзьями на свадьбе стыдно будет.

— Чего, нельзя было по-людски, да? — вступил другой брат. — Мы ж не звери! Приди к нам, прежде чем девку под себя запихивать, поговори чин по чину, с бутылкой, с бумагами на недвижимость, мы ж не против!

Зачем так-то неуважительно?!

— Я очень рад, очень, — опустил глаза кореец, конвульсивно напряг пальцы, потом — резко — расслабил их, потом — опять напряг. Обычно он делает такие упражнения, прежде чем разбить ребром ладони три кирпича один на другом.

Поэтому я встала, собрала на поднос чашки и быстро ушла в кухню. У того брата, который сидел ближе ко мне, за поясом точно торчит пистолет.

Прислушиваясь к разговору, осторожно открыла дверцу под раковиной, достала мусорное ведро.

— Я как раз собирался все обсудить с Ритой, я не знал, что родня играет такую важную роль в ее жизни, понимаете, мать там или отец…

— Сироты мы!

— Да, простите, я забыл, то есть, я не знал… короче, я уже подготовил брачный договор, чтобы все…

— Засунь себе в задницу свой брачный договор!

— Этот договор как раз оговаривает распоряжение совместным имуществом…

Я залезла под раковину и из-под труб, уходящих к стояку, вытащила сверток. Стараясь не шуметь, вылезла и повесила ведро на место.

— Не будет у тебя совместного имущества, лучше это сразу уясни, пока ты хорошо слышишь двумя ухами…

— Но мы же цивилизованные люди, и я подумал…

— В другой раз, прежде чем девку лапать, думай, потом — не надо, потом думать уже бесполезно. Теперь мы думать будем, а ты — подписывать бумаги.

— Я могу повидаться с Ритой?

— Закинем тебя к ней после нотариуса, небось все глаза свои бесстыжие уже выплакала.

Послышался странный шум, упал стул, потом что-то грузное. Я быстро развернула дрожащими руками сверток и взяла пистолет. Обойма никак не засовывалась, вдруг потекли слезы, и когда отчим подошел сзади и взял меня за плечи, я дернулась и закричала.

— Детям нельзя трогать оружие, — он отобрал обойму и внимательно посмотрел мне в лицо. — Как ты нашла пистолет? Давно? Одевайся.

— Мы… Мы убегаем?..

— Убегаем. Надо затащить этих бегемотов в кладовку. И все. Убежим далеко-далеко.

— А у меня… Школа у меня, потом это… кружок… А! Вспомнила! У меня же подписка о невыезде!

— Не смеши. Ты когда последний раз в школе была? А с твоей подпиской я разберусь, — в незакрытую дверь его комнаты я вижу, как отчим скинул кимоно и голый достает со шкафа сумку.

— А куда мы поедем? — пробежав по гостиной и стараясь не смотреть на лежащих на полу братьев, я ворвалась в свою комнату, и стала запихивать вещи в рюкзак. — За границу? В Париж? Там тепло?

— Мы поедем в укромное место, — отчим звонил по телефону.

— Там тепло или холодно, в этом укромном месте?

— Там безопасно.

На лестничной клетке кореец перевесился через перила и прислушался.

— Мы разве не полезем на чердак? — спросила я шепотом.

— Зачем? — удивился он тоже шепотом.

— Там на улице стоят еще шестеро, размером с братьев. Не будем уходить по крышам?

— Нет. Будем уходить через подъезд. Я сейчас поднимусь на последний этаж на лифте и заклиню его там. А ты вызови другой и постой в нем.

* * *

Страшно…

А вот, спрашивается, почему? Я не лишала девственности сестру Мазарини, она не влюблялась в меня до полного слабоумия (только слабоумная девушка, имея таких братьев, сразу же, на вторую неделю знакомства с мужчиной, честно все им рассказывает), я не имею ни дачи, ни квартиры в полной собственности, чтобы меня принуждать подписывать какие-то документы. Получается, я для этих братьев, сваленных в кладовке друг на друга, с обмотанными скотчем руками, ногами и челюстями, не представляю ну никакого интереса!

Уже не так страшно.

Спустился кореец. Заклинил второй лифт.

Мы сбегали по ступенькам — он впереди, его коротко стриженные волосы отдавали серебром, посеребренная макушка прыгала передо мной вверх-вниз, вверх-вниз…

Из подъезда мы вышли с озабоченностью опаздывающих людей. Кореец уверенно двинулся к ближайшему джипу и потребовал закинуть вещи в машину.

— А где Гоги, я не понял? — удивился здоровяк в синем с блестками пиджаке. Но сумку и рюкзак подхватил с исполнительностью слуги.

— Обшаривают квартиру, — кореец посмотрел вверх на наши окна. Остальные пятеро друзей братьев Мазарини тоже добросовестно задрали головы вверх. — Хоть бы окна не побили, ишь, как рассердились… — вздохнул отчим.

— Не, — покачал головой один, — сломать чего-нибудь могут, а окна — это вряд ли…