— Да… То есть нет. В общем, мои.
— Твои тряпки, значит, хахаль не тронул. А все свои уделал в одночасье, да-а-а… И где он теперь?
— Кто?..
— Казинова твой, где он?
— Он… Он повесился на балконе, — выдала Алиса, пожав плечами.
— Что ты говоришь! — затрясся от хохота гость. — Надо же, как удачно. Я собрался было выяснять с ним отношения. Ничего себе квартирка, небось — его?
— Нет. Это моя квартира.
— Сильно мужик вляпался, сильно, если на малолетку такую квартирку списал. И что, он там голый?
— Где?
— На балконе висит голый или чего из одежды оставил на такой случай?!
— Не знаю, — пожимает плечами Алиса.
— Так иди посмотри, чухалка! Ну вся в мать! Тоже, бывало, скажешь ей принести чего, застынет, как замороженная, глаза выкатит — и ни с места, ну чистая чухалка!
На плохо слушающихся ногах Алиса идет к балкону. Не открывает тяжелые гобеленовые шторы, а осторожно проскальзывает между ними. Балконная ручка заедает, а дверь, как ни странно — открыта. Алиса лихорадочно думает, что же делать дальше. По ее сценарию после слов о повесившемся любовнике гость должен был обязательно сунуться на балкон, а уж там она бы постаралась как-нибудь решить проблему неизвестно откуда взявшегося папочки. Справившись с дверью, Алиса выходит в холодный вечер, с удовольствием заглатывает ветер, облокачивается о перила и вдруг краем глаза замечает, что на балконе она не одна.
Взволнованный и страшно довольный собой, в длинном кашемировом пальто, сверкая золотыми резцами на нее с обожанием смотрит… брат Риты Мазариной!
Пока, застыв на холодном ветру, Алиса уговаривает себя что это ей только снится, брат подносит к губам указательный палец с тяжелым перстнем и предлагает полное взаимопонимание и любую помощь.
— Что вы тут делаете? — шепчет Алиса. — Как вы сюда попали?
— Я за тобой приехал, я ждал в квартире, а ты разделась, — шепчет Мазарин, присев, чтобы его не было заметно, если вдруг гостю захочется отодвинуть штору. — Я потом уже хотел выйти, когда ты вином облилась, а тут пришел мужик. Я тебя люблю, будешь моей женой?
Алису затрясло.
— Он меня убьет, он плохой человек, — с трудом выговаривает она слова.
И вот, сидя, Мазарин распахивает полы своего пальто, и Алиса тоже приседает и подползает к нему, поворачивается спиной, и два черных крыла, теплые, с запахом незнакомого вспотевшего мужчины, укрывают ее.
— Ты его знаешь?
— Нет! — шепчет Алиса, чувствуя сквозь тонкую кофточку влажные, горячие ладони у себя на плечах. — Я думаю, он хочет избивать меня и грабить!
— Будешь моей женой? Я решу все твои проблемы.
— Я не могу пока, я еще несовершеннолетняя!
— А потом? Потом — будешь? — Притянув к себе плечи девочки, брат Мазарин со сладострастным стоном осторожно… кусает ее под лопаткой.
— Ты должен за мной ухаживать, покупать мороженое и водить в кино, — справившись с судорогой, пробежавшей по позвоночнику после укуса, шепчет Алиса.
— Я тебе сразу могу подарить холодильный комбинат и кинотеатр, только пообещай!
— Да нет же! Так не интересно. Мне нужно эскимо, по субботам в зоопарке и колесо обозрения! — Иди. Будет тебе и зоопарк, и колесо. Иди, а то он выйдет сюда, а тебя здесь не должно быть, когда он выйдет.
В комнате, заправив за собой шторы, еще дрожа, Алиса смотрит на жующего гостя.
— А вы… Вы уверены, что я ваша дочь? — осторожно интересуется она.
— Главное, что в этом была уверена твоя мать, Лизка. Она сразу сказала, как только забеременела. Твой, говорит, ребенок, и все! А я ж не дурак, я сразу сказал, чтобы доказала! А она го-о-ордая была, фу-ты, ну-ты! Мы с ней со второго класса за одной партой сидели. А когда тебе было года два, она как раз закончила вечернюю школу, и я, как честный джинтель… как честный мужик, предложил ей пожениться. Ну, что ты! Куда сунулся со своим свиным рылом!
Отшила, короче, я ей и надавал как следует. Сестрица ее, помню, все уговаривала подать на меня в суд, все-таки, сама понимаешь, — отбитая почка — это тебе не хухры-мухры, да Лизка не стала судиться. А почему-у-у?.. — спросил гость у потерявшей дыхание Алисы. — А потому, что любила меня, чухалка! Ну? Что уставилась? Висит?
— А?..
— Висит твой хахаль на балконе?
— Висит, — кивнула Алиса, — он висит там, все в порядке, не беспокойтесь…
— А чего мне беспокоиться? — хохотнул гость. — Это ты теперь беспокойся и очень даже умоляй меня признать тебя законной дочерью. Теперь это запросто — анализ какой-то там кислоты из организма и все дела. И что? Голый висит?
— Не-е-ет… В пальто.
— Вот же придурок, ты подумай, столько хороших вещей изгадил, а пальто оставил, значит, для повешенья. Конечно, холодно сейчас без пальто вешаться, а?
А скажи-ка мне, дочура, кто есть этот любовник?
— Он… Он друг моего отчима. Был… То есть отчим был, а друг есть. То есть друг тоже уже был, потому что повесился, — пошатнувшись, Алиса опускается в кресло.
После этих слов гость напрягся и, хотя бутылку не оставил, нервно обошел комнату и осторожно заглянул за занавески.
— А как выглядит этот твой любовник? — спросил он почему-то шепотом, бледнея лицом.