Падчерица Синей Бороды

Черт возьми, я допускаю, что этим мужикам что-то от меня нужно и так сильно нужно, что они готовы стать папами, но почему им очень хочется при этом посидеть за одной партой с моей мамой?!

— И какой язык вы учили?

— Испанский. Мы с вашей мамой учили испанский. Я отворачиваюсь и затихаю. Я знаю, что моя мама выучила испанский, чтобы съездить в город своей мечты.

— А вы знали Гадамера Шеллинга, моего отчима? — озаряет меня.

— Нет, — без раздумий, без попытки воспроизвести про себя незнакомое — если оно действительно незнакомое — имя папа-юрист усиленно качает головой из стороны в сторону. В этот момент меня в первый раз посетила мысль, что этим папочкам нужна не я, а нечто, что они не могут найти после исчезновения корейца.

— Ну вот что. Гена Козлов! — встаю я решительно. — Вы мне врете, и это видно даже сквозь стекла очков! Я не хочу иметь с вами никаких дел и постараюсь забыть о вашем существовании, как только мы расцепимся!

— Алиса, послушай…

— А! Вы и имя мое знаете?! Дайте угадаю… Ну да, как же, мама прислала вам письмо с фотографией и подробным описанием вашей родной доченьки, так? Нет, помолчите, я сама скажу. А письмо, конечно, не сохранилось, и предъявить вы его не можете!

— Письмо пришло на юридический адрес, я действительно…

Корреспонденцию просматривает секретарша…

— Мы с вами сейчас перейдем на другую платформу по мосту и поедем в Москву. Я знаю одно место, где нам снимут наручники. Если вы попробуете по дороге дернуться или потащить меня в сторону, я подниму такой визг и крик, что вас либо сразу же разорвут как садиста-педофила сознательные граждане на улице, либо вы попадете за решетку, если граждане окажутся не слишком сознательными.

— Да я ничего…

— Вам придется отдать мне чемодан в левую руку! — перебиваю я Козлова.

— А вы потащите свою трость. Ну? Опустим рукава пониже и возьмемся за руки?

Я нащупываю своей ладонью ладонь папы-юриста, наши соединившиеся руки на всякий случай сверху еще обматываю тонким шерстяным шарфом, наручники звякают, и даже холодное прикосновение металла к уже растертым запястьям не так противно, как его влажная прохладная ладонь.

Мы потащились к мосту.

— Стойте! — остановилась я у лестницы и дернула правой рукой. Юрист споткнулся и застонал.

Вмоейголовевдругсвязались воднуцепочку юрист-документы-подписи-печати-завещание.

— Мне нужен ваш пистолет.

— Нет. Детям нельзя давать оружие. Так же говорил кореец тогда в кухне…

— Тогда сами достаньте. Вытащите обойму. Выбросьте патроны.

— Не стоит делать глупости, — заискивающе посмотрел мне в лицо Козлов.

— Высыпайте, а то закричу!

— Ладно, ладно!.. — зажав трость между ног, он вытащил оружие.

Патроны падали на рельсы со звоном.

— Теперь — все? Можем идти? Зачем это было нужно? — укоризненно интересуется юрист.

Так я тебе и сказала! За несколько дней до своего исчезновения кореец подписал брачный договор, и наверняка у него где-то было припасено еще и завещание. Цепочка у меня в голове привела к сильному подозрению, что я могу интересовать потенциальных папочек как наследница большого состояния, а что обычно делают с наследницами в криминальных романах? Вот именно!

В “Кодле” в это время суток — полдень — был один Тихоня да еще двое его подручных возились в углу захламленного ангара с мотоциклом.

Ничего не говоря, я подняла правую руку и потрясла безвольно повисшей на другом браслете рукой юриста.

— Ну и понты у тебя сегодня, — пробормотал Тихоня, роясь на полках с инструментом.

Устрашающе клацнув огромными ножницами по металлу, Тихоня сказал, что может только перекусить цепочку, но браслеты останутся.

— Я не смогу в таком виде пойти на работу, сегодня важное заседание, эта штука на моей левой руке будет равносильна приказу об увольнении! — принялся нервно объяснять юрист Козлов.

Я предложила Тихоне приступить к разрезанию цепочки немедленно, а юрист пусть потом поищет металлоремонт или обратится в милицию.

Тихоня нервничал, потому что вот-вот должны были подойти крутые заказчики, и наше присутствие с браслетами на руках могло их взволновать.

— Был бы Сутяга, он бы открыл наручники запросто, ты знаешь, а я в отмычках не мастак.

— Режь!

— Подождите, я вас прошу! — оттягивает юрист наши сцепленные руки от ножниц. — Дайте мне шпильку или кусочек проволоки, я попробую их открыть.

— Режь, Тихоня! — я тяну руку к ножницам. Тихоня с огромными ножницами наготове сделал вокруг нас, подтанцовывая, два круга и разозлился.

— Вот вам проволока, вот пинцет, вот отвертка! Запритесь в кладовке и ковыряйтесь, сколько хотите. Только быстрей, быстрей! — стучит он по часам на руке.

— Тихоня, ты кого слушаешь? — упираюсь я как могу, пока папа-юрист волочет меня в кладовку. — Ты мошенника слушаешь?! Отсоедини меня немедленно!

— Алиска, не кричи, — кривится Тихоня, — я боюсь кого-нибудь поранить, почему твой друг не стоит спокойно?!

— Потому что он козел! — кричу я и топаю ногами, а на бетон пола капает первая капля крови из носа.

— Попрошу не ругаться, — заталкивает меня в тесную кладовку юрист. — Стой тихо и держи руку вот так. Не дергайся.