Падение

Весенний парад жизни, пробуждения и расцвета оказался тем, что прикончит меня окончательно. До моего исчезновения, я, возможно, мог бы рассказать что-то ещё, вспомнить, поразмышлять о чем-то, чтобы оставаться в сознании, оставаться хотя бы в собственном разуме в призрачном образе мира живого и дышащего, который на поверку оказался совершенно иным. Но у меня совсем не осталось желания бороться, пропала даже иллюзия смысла продолжать. Я не могу больше пытаться справиться. Я не могу больше заставлять себя надеяться. Нет никаких причин продлевать эти страдания, этот мучительный кошмар заточения, разложения, исчезновения. У меня нет сил дышать, нет сил думать, нет больше ни сил, ни желания говорить.

Я отдаю себя земле, холодной жадной земле, голодной чёрной земле, рыхлой горькой земле, уродливой вечной земле, наблюдающей мёртвой земле, зернистой кормящей земле, трансформирующей забывающей земле, перерождающей, тихой, вязкой земле, молчащей, сияющей, греющей, полной жизни созданной смертью, мягкой влажной плотью всасывающей, впитывающей, хранящей истоки и корни, налитой влагой и силой земле.

Отдать себя ей полностью, припасть, слиться, раствориться, отпустить жалкое стремление жить, целовать землю, есть её, пока она ест меня, отказаться от самости, перестав проводить ментальную границу между землёй и самим собой, слиться, и заниматься стерильным сексом с ней до тех пор, пока оргазм не станет болезненным.