Падение

— Чтобы меня оставили в покое, — Эйса старалась придать голосу уверенности. Она не собиралась стенать и целовать ему ботинки, как поступил бы на её месте любой другой, она хотела сохранить достоинство и не продешевить. — Ещё американское гражданство и тысяч триста на первое время.

Человек рассмеялся, но в его голосе не было злобы. Риверу охватило чувство дежавю — он смотрел на неё с интересом исследователя. Так когда-то смотрел и Данэм.

— Дом в Майами и богатого мужа тебе не нужно?

— Это я сама себе устрою.

Под пристальным взглядом его холодных, прозрачных глаз, слишком светлых, будто вылинявших, у неё против воли сутулилась спина. Эйса одергивала себя, чтобы не свернуться в клубок, защищаясь. Казалось, Человек сдирает её броню слой за слоем, стремясь добраться до самых уязвимых мест.

— Отлично, — он хлопнул по столу и поднялся. Эйса вздрогнула, словно этот резкий звук вывел её из-под гипноза.

— Понадобится пару дней, чтобы выправить тебе документы. Можешь занять любой номер, который понравится.

Человек жестом указал ей на дверь. Ривера по инерции сделала несколько шагов, но остановилась. Она не могла перешагнуть порог, что-то не пускало её.

— Это всё? Вот так просто?! — она развернулась и взглянула ему в глаза.

Эйса чувствовала, здесь что-то не так, она не могла отделаться так легко. Человек не задал ей ни одного вопроса по существу, не попытался сбить цену, не стал грозить ей смертью — ничего из того, что она воображала себе, пока Данэм вёз её в «Таити» в гробовой тишине. Она искала с ним встречи, чтобы раз и навсегда поставить точку в этой гонке за жизнь, и это поганое ощущение недосказанности не давало ей сделать ни шагу.

— Мне нравится, что ты задаёшь вопросы, — Ривера поняла, что попала в точку. Это был далеко не конец.

Человек снова сел за стол, достал бутылку виски и жестом пригласил её сесть напротив. Эйса взглянула на свои вымазанные в грязи ноги и на винтажное кресло, отделанное бархатом и шёлком.

— Садись, горничная приберется, — он перехватил направление её взгляда и настоял. Ривера подчинилась.

— Скажи, Эйса. Когда вы вступаете в картель, то соблюдаете определённые ритуалы, верно?

Человек разлил виски по стаканам и двинул один ближе к ней.

— Да, приносим клятву и делаем татуировку.

— И что первое вы говорите, произнося клятву?

— Мы, члены картеля никогда не станем употреблять наркотики.

— Почему?

— Потому что «наркота для поганых гринго, пусть они все передохнут», — она залпом опрокинула в себя стакан и взглянула на него с вызовом. Она процитировала слова клятвы, которую произносила перед Франко уйму лет назад. Врать не имело смысла, да и зачем? Эта неприязнь имела едва ли не исторические корни.

— Отчасти в этом есть разумное зерно, — помолчав, он продолжил. Ривера не понимала, к чему он ведёт, но внимательно вслушивалась в каждое слово. — Ты знаешь, я не люблю людей которые не умеют пользоваться мозгами. Наркотики — это фильтр, они отсеивают брак. Стране не нужны слабаки, которые не в состоянии побороть зависимость. Я чищу нацию.

— И поэтому я пью вискарь за штуку баксов?

Он ничего не ответил ей на это.

Она не верила в красивые речи и альтруизм Человека казался ей излишне пафосным. Ради двадцати пяти миллионов он убил людей, и пусть они тоже были не святыми, они хотя бы были честны с самими собой. Эйса любила деньги за то, что они давали ей ощущение свободы, пусть и с множеством условий. Без свободы жизнь для неё была не жизнь.

— На флешке нет информации которую я при желании не мог бы найти сам. Но мне нравится твоя упертость.

Он долил виски на два пальца, но Ривера не притронулась к нему. Дело принимало совершенно другой оборот. Эйсе нечего было ему предложить. При таком уровне власти он мог найти любой другой источник, и не стал бы возиться с требовательной мексиканкой. Человеку не нужна была информация, это был лишь повод. Ему нужно было нечто совсем иное.

 — Ты мне нравишься, Эйса. Ты будешь жить, но станешь… как бы понятнее выразиться… — Он почесал затылок, словно подбирал слова, которыми собирался озвучить её окончательный приговор. Ривера обняла себя за плечи. Каждый мускул, каждый нерв натянулся струной, а где-то под ребрами, казалось, лежал кусок камня, который неумолимо тянул её к земле. Эти чёртовы секунды тянулись для неё навечно, пока Человек, наконец, не продолжил, — годовой премией для одного хорошего молодого человека.

— Что? — она не поняла ни черта, но почувствовала, что эти условия станут для неё хуже, чем смерть.

— Оливер хочет тебя и он тебя получит. Я знаю его лучше, чем он сам себя, поверь старику. Ты должна быть на связи для него круглосуточно, ехать туда, куда он скажет и делать то, что он скажет по первому щелчку. Таковы условия, всё просто.

— Мне это не подходит, — воскликнула Ривера, не до конца осознав услышанное.

— У тебя нет альтернативы, ты сама это понимаешь.