Жизнь вошла в свое привычное русло. Я вновь перевезла вещи в нашу небольшую двушку, перестав терзать свою душу страхами, что навсегда потеряла Андрея. Мы больше не поднимаем эту тему, усердно делая вид, что месяца разлуки и не было, не обсуждаем уроки, которые каждый из нас вынес для себя из столь затяжной ссоры. Я твердо уверилась, что больше не допущу никаких тайн и недоговоренностей, а Андрей, наверняка, осознал, что в любви нет места для недоверия и неуемной гордости, способной разрушить размеренный уклад жизни. На утро, после юбилея Анны Федоровны, когда мы наконец покинули спальню и наспех набили желудки скудным содержимым холостяцкого холодильника, я вновь почувствовала острый приступ тошноты, без которой в последнее время не начинался ни один мой день. Когда я, расставшись с остатками еды, пыталась прийти в себя, прикладывая к щекам смоченные холодной водой ладони, Андрей молчаливо стоял в дверях ванной комнаты, наблюдая за моими действиями. Выключив кран и осушив лицо полотенцем, я наткнулась на изучающий взгляд карих глаз, в глубине которых отчётливо угадывалось понимание. Не придумав ничего лучше, я лишь едва заметно кивнула, и, от чего-то, неуверенно улыбнулась, с ужасом ожидая его реакции. Выдохнула я только тогда, когда крепкие мужские руки оторвали меня от пола, а на лицо осыпался град беспорядочных обжигающих поцелуев. Через неделю мы вместе отправились в консультацию, где Андрей терпеливо ждал, пока я пообщаюсь с врачом и оформлю все необходимые документы, с интересом изучая плакаты, пропагандирующие неоспоримую пользу грудного вскармливания. — Возможно, мы даже узнаем пол, — оживленно говорю я, наблюдая за стройным рядом куда-то спешащих машин, сидя на пассажирском кресле. — Правда на таком сроке нам никто не даст стопроцентной гарантии, но на форумах пишут, что у многих, в итоге, на последующих узи пол подтверждался. Медведев лишь улыбается охватившему меня нетерпению, въезжая во двор медицинского центра, где нас ожидают через десять минут. — Когда мы скажет твоим? Они, наверняка, дико обрадуются, — вкладывая ладонь в руку мужа, не могу перестать говорить, сгорая от волнения, ведь совсем скоро мы впервые увидим нашего малыша. — Сегодня и скажем, они нас как раз на ужин ждут. Аккуратней, — вовремя подхватив меня под локоть, не дает мне упасть на скользкой ступеньке. Когда я ложусь на кушетку, освобождая живот от вязанного свитера, а врач обильно смазывает его гелем, мне кажется, лишь искрящиеся весельем карие глаза сидящего рядом мужчины, дают мне силы выровнять участившееся дыхание. — Ну, что тут у нас, — начиная водить своим аппаратом по моей коже, произносит молодой мужчина, следя за появляющимися на мониторе картинками. Я сентиментальна, но ведь мне же простительно? Кто посмеет высмеять слезы, пролившиеся по щекам беременной девушки, наблюдающей за изображением крошечного человечка на висящем на стене экране. Делая записи в медицинской карте, врач спешит успокоить нас благоприятным течением беременности, уверяя, что плод сформирован в соответствии со сроком, а мне хочет хлопнуть его по лбу, ведь это вовсе не «плод», а маленький Семен Андреевич. По крайней мере, процентов на восемьдесят, специалист уверен, что это мальчик. Оказавшись в салоне немного остывшей машины, я вновь разглядываю снимок, отпечатанный на тонкой глянцевой бумаге, поражаясь, как быстро в моей душе разрастается чувство безграничной любви к малышу, которого я еще не успела подержать на руках, обвести контур его носика своим указательным пальцем, от чего он, наверняка, недовольно наморщит лоб. Я поворачиваю голову, натыкаясь на серьезное лицо супруга, который, кажется, уже не первую минуты следит за мной. — Спасибо, — говорит он, вводя меня в ступор, и, предрекая дальнейшие расспросы добавляет. — Спасибо, за то, что выбрала меня и сделала счастливым. Я не нахожусь, что ответить, но, видимо, он и не ждет от меня никаких слов, вставляет ключ в замок зажигания, и выезжая на дорогу, вновь расплывается в улыбке, без сомнения, так же, как и я, взращивая в себе какое-то совершенно новое чувство. В его родительской квартире уже накрыт стол, и воздух пропитан невероятными ароматами жаренного мяса под каким-то головокружительным соусом. Павел Степанович расположился в кресле, наблюдая за транслируемым по спортивному каналу футбольным матчем. Анна Федоровна раскладывает горячее по тарелкам, осыпая Андрея расспросами о достижениях в работе, пока я, уткнувшись носом в ямку на его шее, наслаждаюсь царящей вокруг атмосферой. — Какие-то вы сегодня загадочные, — заявляет мама, прекратив суетится над тарелками, и внимательно смотрит на наши довольные физиономии. — Что это вы без конца улыбаетесь? — Разве это плохо? Мне казалось, тебя должны радовать, а не удивлять наши улыбки, — еще шире обнажая свои белые зубы, заявляет Андрей. — Я радуюсь, но мне бы тоже хотелось знать, что же приключилось, что вы так светитесь? — Ну, даже не знаю… Что, Маш, думаешь стоит сказать? — смеется мой муж, и, заручившись моим разрешением, встает с дивана, усаживаясь за стол. — Ну, помниться, вы тут внука у нас просили… — Да ты что?! — вскакивает Павел Степанович, напрочь забыв о счете. — Врешь?! Андрей отрицательно качает головой, засовывая в рот внушительный кусок отбивной, не успевая донести до рта ложку с салатом, оказавшись в крепких объятиях своего отца. — Господи! Маша, и какой срок? — мгновенно превращаясь из женщины, весь вечер корпящей над плитой, в серьезного медработника с большим стажем — Тринадцать недель, сегодня на первое узи ходили, вот, — отыскав в сумке фотокарточку, вручаю ее свекрови. — И что? Что говорят? Внучка? — выхватывая у жены снимок, интересуется раскрасневшийся от переполняющих его эмоций Павел Степанович. — Обижаешь! — вмешивается Андрей. — Мужик! — Ну, на таком сроке очень часто пол определяют ошибочно, — разглядывает изображение Анна Федоровна, после чего несколько раз целует меня в щеку, заключая в кольце своих рук. — Поздравляю! Ты хорошо себя чувствуешь? * * * — Маш? — тихо зовет меня в темноте нашей спальни Андрей. Я с трудом раскрываю глаза, совершенно обессиленная после нескончаемых разговоров за столом с его родителями. — Что? — отзываюсь, не сумев подавить зевок. — Ты думала, как мы его назовем? Я поворачиваюсь на бок и сталкиваюсь с ним взглядом, отчетливо различая его черты, окончательно привыкнув к отсутствию света. — Обычно девчонки задают такие вопросы, — улыбаюсь, чувствуя, как в животе начинают порхать бабочки, от осознания, что муж настолько серьезно отнесся к известию о пополнении в нашей семье. Если честно, меня дико пугали разговоры людей о том, что окончательное понимание мужчиной своего нового статуса происходит лишь тогда, когда он впервые берет своего ребенка на руки. — Вообще-то, я ждал, что ты первая поднимешь эту тему, как только мы выйдем из кабинета, но ты до сих пор молчишь. Так что? Думала или нет? — Семен. Мне нравиться это имя, и, по-моему, звучит довольно неплохо… — Семен… Почему такой выбор? — Не знаю, просто нравиться и все… А ты? Какое имя придумал ты? — Скажешь тоже, имя! Оно ни одно! — Ладно, так какие тебе нравятся? — Максим, Артем, Александр и еще Егор… Или Глеб к примеру? Я не могу не посмеяться над тем, с какой серьезностью мой муж перебирает возможные варианты, пожалуй, он подошёл к этому делу куда основательней, чем к покупке очередного объекта. Я провожу ладонью по его щеке, а он, словив мои пальцы, начинает покрывать их поцелуями. — Давай спать, еще куча времени впереди, — устраиваясь на его груди, улыбаюсь я, абсолютно не находя сил для неминуемых споров и убеждений. Андрей зарывается рукой в моих волосах, целуя в макушку и прекращая разговоры. Чтобы уснуть, мне понадобилось не больше минуты, в отличии от мужчины, держащего меня в объятиях и глядящего в потолок.