Сейчас все было гораздо проще. На его землю пришел враг, враг многочисленный и жестокий, враг, стремившийся не показать свою силу, не завладеть добычей, не обложить данью, даже не отомстить за старую обиду. Этот враг хотел истребить род Святобора, растоптать его веру, стереть ругов с лица земли, а память о них - из сердец человеческих. Этот враг знал о своей силе, упивался ей, и не было от него ругам никакой пощады, никому - ни воинам, ни женам их, ни старикам с детьми.
Но не было пощады и врагу.
Все, что знал и умел Святобор, все, что вынес он из долгой и нелегкой жизни, все, чем располагал он, будь то заученный еще в отрочестве прием, тайное слово, известное лишь избранным и прогоняющее усталость, опыт сотен сражений, клинок, зажатый в руке, или любой из окружающих предметов - все сейчас служило только одной цели.
Убивать!
Убить врага! Убить врага и выжить самому..., чтобы убить врага еще и еще, другого врага, следующего врага, КАЖДОГО врага! Упоение боем всецело овладело им, он резал и рвал на части это ненавистное мясо, будто бер в овчарне, или раненный тигр, терзающий зарвавшихся сук. У него все получалось. Стрела!
Тренированное тело увлекает вниз, глубокий подсад со скрутом, словно на тренировке. Вот, еще одна - подсад "змеей".
- Быстрее, дуралеи! Если попадете в кого-нибудь своего - я возьму этот грех на себя! - крикнул Абсалон.
- Нет! Живым! Только живым! Этот рыцарь нужен мне! - заглушал его властный голос.
- Ваша светлость!
"Вот это да! Сам князь Альденбургский начальствует! Был бы словен или варин, звали бы Старградским! Да нет уж на карте богатого города, есть германское княжество!"- вспомнит Святобор позже. Сейчас это отложилось в его восприятии настолько, насколько было нужно для уничтожения противников. То есть - здесь главный или один из главных. Если его убить, остальные оробеют.
Вперед! В самую гущу! Стоны и вой искалеченных, предсмертные хрипы и ярость, страшная ярость... Чьи-то мозги испачкали сапог. Скользко... Не надо сопротивляться, надо использовать... Падает воин, придерживая уцелевшей рукой свои синие кишки... Воткнуть стрелу, как стилет, в забрало... Скрыться за чужим телом от меча... Главный уходит назад, команды глохнут. Два воина закрывают его щитами, не достать! Арбалетчики, много арбалетчиков на берегу... Еще один латник слева. Бросить его шеей на борт, шлем не спасет... Нырнуть под щит... Те, на берегу, они целятся... Лечь!
Бросок к мачте! Упасть, завизжать, завыть, притворяясь, проползти...
Нет, они не подходят, боятся, опять накладывают стрелы...
Труп дана падает в люк, за ним летит подпаленный огнивом смоляной пух, горючий даже после трех дней в воде. Из люка сразу начинает струится легкий дымок. Однако арбалетчики уже очень близко, они наступают, держа орудия у груди взведенными. От стольких стрел сразу не уклониться... Что же делать?
Подтянуть один из трупов поближе.
Чернобогов прах, времени осталось всего ничего! Эти мерзавцы почти не испугались Образа Зверя, на них это не похоже... Кто там, слева?
От фигуры, наступавшей в ряду арбалетчиков, веяло такой явной опасностью, такой жуткой угрозой, что даже видавшему виды Святобору стало не по себе. Низкорослый и невероятно толстый, этот человек был плотно укутан в кожу и меха, под которыми даже при нынешней не особо теплой погоде должен был бы испечься заживо. Но он не выглядел уставшим или спекшимся. Наоборот, в его движениях чувствовалась сила и уверенность, которыми вряд ли могли похвастаться приближающиеся латники. В руках этот воин нес небольшой костяной лук; лицо же его закрывала металлическая маска.
Сосредоточив внимание на толстяке, Святобор резко выбросил перед собой чей-то труп, одновременно отталкиваясь от него и прыгая за борт. Нервы арбалетчиков оказались взведены еще потуже арбалетов, и без того изуродованный мертвец стал вовсе похож на ежа.
Только тот опасный лучник не растерялся, что едва не стоило Святобору жизни. Быстро выкинув вперед левую руку, он, казалось, вытряхнул на тетиву сразу весь колчан. Арбалетчики еще толком не поняли, что произошло, а смертельная цепочка тонких, красиво оперенных стрел уже понеслась вслед за уходящим берсерком.
Святобора спасла только потрясающая скорость движений, непостижимая для обычного человека - толстяк явно не ожидал от него такой прыти, и поэтому неправильно выбрал начальное упреждение. Спохватился он поздно - поздно, опять-таки, по обычным меркам. Но последняя его стрела оцарапала Святобору бедро.