Падение белого аиста (Звёзды со вкусом красной икры-II)

И в таком духе фотосессия растягивается часа на полтора. Меня фотографируют отдельно и в комплекте. С продукцией и графиками. Справа, слева, чуть снизу. Ближе к концу появляется Миша и начинает делать мне ободряющие знаки. Я закатываю глаза, порчу этим невинным движением серию из тринадцати кадров, вызываю гнев девочки-фотографа и слёзы мальчика в костюме от «Свитанка». Я с трудом выдерживаю до конца этой пытки и плюхаюсь в ближайшее кресло, обмахиваясь черновиком своей предвыборной программы. Миша с Мариной бросаются ко мне и буквально выталкивают на улицу.

Ко входу уже подали дежурный Geely со хмурым мужиком в кепке за рулём. В первые секунды я не понимаю, куда меня собираются везти и сквозь внезапно возникший звон в ушах слышу:

– В Музей метрополитена.

Музей метрополитена

– Господи, Миша, я думал это шутка, – говорю я вслух и мысленно высверливаю глазами на лбу Марины небольшое отверстие.

– Да погоди ты. Это обязательное для посещения место. Без него вроде как нельзя влезать в политику.

– Кстати, ты не возражаешь…

Мне подносят к носу что-то приторно-пахучее. Я плавно закатываю глаза, и вдруг всё отступает далеко-далеко, а потом внезапно наваливается обморок. Кто-то заботливо берёт мою голову прохладными ладошками и кладёт на коленки. Наверняка это Марина.

Я открываю глаза. Ничего не происходит. Я снова закрываю. Тоже темно. Я начинаю моргать, надеясь прорваться таким образом сквозь окутавшую меня матрицу темноты, самую простую и состоящую только из оттенков пустоты. Глаза устают. Тогда я просто оставляю их открытыми и пытаюсь заговорить:

– Это музей метрополитена?

В ответ на это из темноты начинают проступать огоньки и какие-то треугольники над ними. Скоро я понимаю, что это капюшоны. Огоньки следуют один за другим, а затем словно вливаются в комнату и растекаются по её стенам. Я по-прежнему вижу только дребезжащее пламя свечей и мрак в плотных капюшонах. Один из капюшонов расставляет свечки на полу и начинает зажигать их. Постепенно вырисовывается цифра 33.

– Ребята, у меня день рождения в октябре…

– Молчать!

Я примолкаю. Тем более, что вдруг осознаю, что мои руки накрепко схвачены верёвкой за стулом на котором я сижу и с ногами произошло нечто подобное. Когда свечи оказываются зажжены, вперёд выступает один из капюшонов и громовым голосом произносит:

– Брат! Готов ли ты вступить в тайное общество?

– А у меня есть выбор?

– Простого «да» будет достаточно, – вдруг произносит женский голос.

– Марина?

– Тихо! У нас нет имён, мы составляем единое братство, как зрачок Всевидящего ока, циркуль и наугольник в руках Его.

– Слушайте, ребята, по-моему для подставного кандидата в депутаты это несколько чересчур.

– Без обряда инициации путь в политику, пусть и бутафорскую, тебе закрыт.

Я нехотя киваю, вряд ли это заметно в темноте, зато потом я при случае могу сказать, что согласия не давал. Из полукруга выходит один «брат» и достаёт из кармана таблички. Тот, который больше всех говорит, начинает вопрошать с заунывными интонациями:

– Кому это принадлежит?

Пока я смутно выискиваю остроумный ответ и уже готовлюсь сказать «обладателю хорошего зрения и набора юного чертёжника», вышедший вперёд «брат» вдруг выбрасывает мне под глаза табличку. Я понимаю, что должен читать ответы:

– Тому, кто ушёл.

– Кому это будет принадлежать?

– Тому, кто придёт.

– В каком месяце сие происходит?

– Во втором.

– Что ты готов отдать ради этого?

– Всё, что у меня есть.

– Ради чего ты готов отдать это?

– Ради царства истины.

– Молодец! – почти по-отечески произносит голос и протягивает мне пляшку с густой буроватой жидкостью.

– Это что за соус?

– Кровь молодого бобра для завершения обряда инициации.

Я мужественно выпиваю пахнущую пряностями жидкость. Вдруг перед моим носом снова оказывается тот самый дурманящий тампон…

Меня словно подбрасывает на месте и я резко просыпаюсь. Первое, что я вижу – это рельсы. Первоклассные стальные рельсы и залитые креозотом древние шпалы. В голове смутно всплывает что-то про музей метрополитена. Потом я понимаю, что сижу на улице. Это явно какой-то Богом забытый полустанок. Я тяжёло поднимаюсь со скамьи, меня слегка уводит вправо, но я выпрямляюсь и выхожу на перрон. Природная тишина этого места начинает пугать. Я выхожу ещё чуть вперёд и смотрю на вывеску. «Олехновичи». Это нормально, это недалеко от Минска. На станции начинают что-то гнусаво и неразборчиво объявлять. Я заметил, что это фишка вообще всех вокзалов, не только у нас. Редко-редко где репродуктор издаёт понятные звуки. Из того, что я успеваю уловить, становится ясно, что прибывает электричка на Минск.

Спешно перебежав на другую сторону, я начинаю вглядываться вдаль. Ловлю себя на мысли, что никогда раньше не ездил на электричках зимой и вообще удивлен, что они ходят. Состав действительно показывается вдали, это ржаво-голубая «змея», подвывающая по мере приближения. Я с трудом забираюсь внутрь, цепляясь одновременно за скользкие поручни и пытаясь устоять на идентичных ступенях.