Совершенно не чувствовалось, что Сталин был снисходительным к своим врагам в момент приближающейся победы. На одном из последующих заседаний Черчилль выразил беспокойство, что большое приращение польской территории за счет Германии может привести к огромным перемещениям среди населения. Сталин ответил, что это не является проблемой. Он торжествующе объявил, что массы немцев уже теперь покидают свои дома и бегут от Красной Армии.
13 февраля, спустя два дня после окончания Крымской конференции, советское командование смогло объявить об окончательном падении Будапешта{190}. Конец этой жестокой битвы ознаменовался сценами убийств, грабежа, разрушений и изнасилований. В то время Гитлер все еще рассчитывал произвести контратаку в Венгрии силами 6-й танковой армии СС, надеясь смять силы 3-го Украинского фронта маршала Толбухина. Однако после Арденнской операции части этой танковой армии были серьезно ослаблены.
В ту же ночь британская авиация произвела налет на Дрезден. А на следующее утро удары по некоторым менее значительным целям нанесли ВВС Соединенных Штатов Америки. Все это было представлено как быстрый ответ на желание советской Ставки предотвратить переброску немецких войск с одного фронта на другой. Планировщики этих ударов были обозлены также фактом непрекращающихся немецких атак по Англии с использованием новейшего оружия ракет фау. Только за последнюю неделю немцы выпустили по Британским островам сто восемьдесят ракет - что стало своеобразным рекордом. В свою очередь, Дрезден, импозантная столица Саксонии, никогда ранее не подвергался сильным бомбежкам союзной авиации. Дрезденцы даже шутили, что вроде бы в их городе проживает тетя Черчилля, и именно потому они живут достаточно спокойно. Этому спокойствию настал конец во время безжалостных налетов 13 и 14 февраля. Эффект от ударов был сравним с разрушениями Гамбурга. Более того, дополнительно к местным жителям в Дрездене в тот момент находилось еще порядка трехсот тысяч беженцев с востока. Несколько поездов с ними расположились на главном вокзале города. Вопреки утверждениям советской стороны эти железнодорожные поезда перевозили не немецкие войска, а мирных граждан, - к тому же не на восток, а на запад.
Геббельс, по-видимому шокированный произошедшим, хотел немедленно расправиться с таким же количеством союзных военнопленных, сколько мирных граждан было убито во время налетов{191}. Эта идея понравилась Гитлеру. Однако столь жестокие меры шли вразрез со статьями Женевской конвенции и еще раз показали бы общественному мнению Запада, против кого они ведут борьбу. Такой шаг не оставил бы немцам другого выхода - только сражаться до самого конца. Видимо, поэтому генерал Йодль, поддержанный Риббентропом, фельдмаршалом Кейтелем и гросс-адмиралом Дёницем, в конце концов смог настоять на том, что подобная эскалации террора не принесет Германии никакой пользы. Тем не менее Геббельс постарался выжать все возможное из этой "террористической атаки". Солдатам на фронте, у которых имелись родственники в Дрездене, предоставили несколько дней отпуска{192}. Ханс Дитрих Геншер (государственный и политический деятель ФРГ. - Примеч. ред.) вспоминал впоследствии, какой вид был у тех военнослужащих, которые возвращались из города обратно на фронт. Они не хотели говорить о том, что им пришлось увидеть.
На Западном фронте продвижение союзников было не столь стремительным, как у Красной Армии. Сражение за Рейнланд, начавшееся в дни работы Ялтинской конференции, также поначалу развивалось достаточно медленно. Эйзенхауэр не торопился. Он полагал, что весеннее половодье сделает Рейн невозможным для форсирования вплоть до начала мая{193}. Более того, должно было пройти еще как минимум шесть недель, прежде чем все его силы смогли бы сосредоточиться на западном берегу реки. Лишь счастливая неожиданность помогла союзником ускорить наступление. В Ремагене им удалось захватить совершенно не разрушенный мост через Рейн.