ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Поскольку немного погодя стало известно, что хранившаяся в разграбленном здании картотека зарубежной агентуры разведки ГДР, считавшейся одной из лучших в мире, очутилась за океаном, в руках ЦРУ, можно довольно уверенно судить, кто был инициатором и главным дирижером операции. Вряд ли разведки США и ФРГ действовали без санкции сверху. Видимо, кое-кто и в Вашингтоне, и в Бонне пришел к выводу, что пора полностью использовать шансы, предоставленные открытием германо-германской границы. Затишье в ГДР закончилось.

Свидетельство очевидца: «Десятки тысяч демонстрантов собираются по призыву Нового форума и проникают ранним вечером [15 января] в помещения бывшего центрального здания штази в Берлине. По данным полиции, причинен многомиллионный материальный ущерб. Остается неясным, кто и зачем открыл закрытые ворота. Участники Круглого стола, обсуждавшие как раз правительственный доклад о ходе ликвидации [министерства] госбезопасности, прерывают заседание и вместе с премьер-министром Модровым направляются к комплексу зданий штази в берлинском районе Лихтенберг. Премьер-министр Модров пытается успокоить толпу»[131]. Оказавшееся на месте происшествия западноберлинское телевидение демонстрировало кадры заполонившей пустые кабинеты толпы, поврежденного оборудования для бюро, усеянных обрывками документов полов, а также Модрова, в одиночку выступающего перед разбушевавшимися демонстрантами.

Личное вмешательство Ханса Модрова спасло положение, так как дело грозило обернуться началом масштабных погромов по всей стране (этим вечером во многих городах по призыву Нового форума прошли демонстрации против мнимых попыток правительства восстановить СЕПГ и «ее репрессивный аппарат»). Модров рассказывает в своих мемуарах: «Во второй половине дня 15 января произошло драматическое событие, споры вокруг которого продолжаются до сегодняшнего дня. Руководители Нового форума Ингрид Кеппе и Райнхард Шульт призвали, как они выразились, «символически замуровать» ворота здания МГБ на Норманненштрассе в Берлине. Во время проходившей в этот день моей беседы с министром иностранных дел Югославии мне передали записку: на Норманненштрассе собрались десятки тысяч людей, налицо опасность эскалации насилия. Я написал на обороте записки, чтобы министр внутренних дел немедленно явился в мой кабинет. […] После краткого обмена мнениями мы с министром внутренних дел Лотаром Арендтом решили ехать на Норманненштрассе без сопровождения. Не было поднято по тревоге ни одно силовое подразделение. Как скоро выяснилось, ситуация на месте вышла из-под контроля. Оборудованный на грузовике помост находился с другой стороны огромного скопища людей, так что мы на нашем автомобиле далеко углубились в толпу по оставленному для нас проходу, но потом все-таки застряли. В ответ на призыв через полицейский мегафон: «Пожалуйста, расступитесь! Едет премьер-министр!» послышались выкрики типа «Красная свинья!» Поскольку информация о ситуации на Норманненштрассе поступила и к участникам Круглого стола, представители оппозиции также поспешили сюда. Когда стало ясно, что на машине проехать совершенно невозможно, Конрад Вайс и Ибрагим Беме[132] взяли меня слева и справа под руки, и мы протиснулись к помосту для ораторов. Мне пришлось говорить, не получив ни минуты, чтобы перевести дух. Я испытывал страх. Но не перед физическим насилием. С ним мне приходилось считаться постоянно – я не могу исключить такой возможности и сегодня: раз уж ты «красная свинья», то это навсегда. В тот же момент перед лицом теряющейся в темноте, неясной, взбешенной толпы у меня в голове засел иной страх: если ты потерпишь неудачу, если ты сейчас не найдешь правильных слов, если по твоей вине и так накаленная атмосфера выйдет еще больше из-под контроля, то наступит настоящий правительственный кризис. […] Я искал слова, говорил о лежащей на всех нас ответственности, взывал к благоразумию, обращался к гражданским чувствам. Для того чтобы предотвратить предстоящий штурм, я использовал образ: разве могут быть стулья в ответе за зады, которые когда-то на них сидели? Я говорил и чувствовал: все это, собственно, не ново, но я уже не говорю в абсолютную пустоту и черноту. Появилась надежда успокоить эту массу людей. Но вдруг ворота распахнулись. До сегодняшнего дня остается неясным, кто приказал это сделать, кто вообще был так сильно заинтересован в открытии доступа к комплексу зданий МГБ и в том, что потом произошло. […] Разве так уж притянуто за уши предположение, что люди из гражданских движений помогали западным спецслужбам и использовали в этих целях штурм здания госбезопасности? […] Ведь в тот вечер массы были направлены в основном к вспомогательному блоку, в то время как другие занялись архивами службы контр-шпионажа. Кто знает, что тогда попало и в чьи руки? И осталось в них? […] Плащ истории прикрывает многое; его блестящая лицевая сторона может утаивать довольно неприглядную подкладку»[133].