Падение дома Ашеров. Страшные истории о тайнах и воображении

Удовлетворив свое любопытство, если это было любопытство, она выпустила лорнет и спокойно обратилась к сцене, повернувшись ко мне по-прежнему в профиль. Я продолжал смотреть на нее не спуская глаз, хотя вполне сознавал неприличие такого поведения. Наконец я заметил, что голова ее слегка и тихонько изменила свое положение, и убедился, что леди, делая вид, будто смотрит на сцену, на самом деле внимательно рассматривает меня. Можно себе представить действие такого поведения или внимания со стороны обворожительной женщины на мой увлекающийся дух.

Поглядев на меня таким образом с четверть часа, прекрасный объект моей страсти обратился к джентльмену, сидевшему в той же ложе, и по их взглядам я убедился, что разговор идет обо мне.

После этого госпожа Лаланд обратилась к сцене и, по-видимому, заинтересовалась представлением. Но через несколько минут я снова задрожал от волнения, видя, что она вторично взялась за лорнет и, не обращая внимания на возобновившееся жужжание публики, вторично уставилась на меня и осмотрела с ног до головы с тем же удивительным спокойствием, которое уже раньше так восхитило и поразило мою душу.

Эти странные манеры, доведя мое возбуждение почти до горячки, до настоящего любовного помешательства, не только не смутили меня, но скорее придали мне смелости. В безумии обожания я забыл обо всем, кроме прекрасного видения, от которого не мог отвести глаз. Выждав удобную минуту, когда, как мне казалось, публика была всецело поглощена оперой, я поймал взгляд госпожи Лаланд и поклонился едва заметным поклоном.

Она вспыхнула, отвернула взор, медленно и осторожно повела глазами, по-видимому желая узнать, замечен ли публикой мой дерзкий поступок, затем наклонилась к джентльмену, сидевшему рядом.

Тут только меня охватило жгучее чувство смущения. Сознавая неприличие своего поступка, я ожидал скандала. Мысль о пистолетах, с которыми придется иметь дело завтра, быстро промелькнула в моем мозгу, возбудив неприятное чувство. Впрочем, я тотчас почувствовал облегчение, заметив, что леди только передала джентльмену афишу, не сказав ни слова. Но читатель вряд ли представит себе мое изумление – мое глубокое изумление, безумный восторг моей души и сердца, – когда минуту спустя, бросив быстрый взгляд кругом, она устремила на меня свои сияющие глаза и, с легкой улыбкой, обнажившей светлую линию жемчужных зубов, два раза, чуть заметно, но ясно, отчетливо, недвусмысленно кивнула мне головой.

Бесполезно распространяться о моей радости, о моем безграничном восторге. Если когда-нибудь человек был безумен от избытка счастья, так это я в ту минуту. Я любил. То была моя первая любовь, я чувствовал это. То была любовь возвышенная, невыразимая. То была «любовь с первого взгляда»: и с первого же взгляда она нашла оценку и взаимность.

Да, взаимность. Мог ли я усомниться в этом хоть на минуту? Мог ли я объяснить иначе подобное поведение со стороны леди столь прекрасной, богатой, получившей хорошее воспитание, занимавшей высокое положение в обществе, словом, такой достойной во всех отношениях, какою, я чувствовал, была госпожа Лаланд? Да, она любила меня, она отвечала на мое чувство столь же слепым, столь же беззаветным, столь же бескорыстным, столь же неудержимым, столь же необузданным чувством. Но опустившийся занавес прервал эти восхитительные мечты и размышления. Публика поднялась с мест, наступила обычная в таких случаях суматоха. Бросив Тальбота, я хотел было пробраться поближе к госпоже Лаланд. Мне это не удалось, вследствие давки, так что я, наконец, оставил мысль об этом и отправился домой, огорчаясь, что я не мог прикоснуться к краю ее платья, но утешаясь мыслью, что завтра Тальбот представит меня ей.

Это завтра, наконец, наступило; то есть день забрезжил после долгой, томительной, бессонной ночи, а затем поползли безотрадные, бесчисленные часы, отделявшие меня от назначенного времени. Но, говорят, даже Стамбулу придет конец, пришел конец и моему долгому ожиданию. Часы пробили. Когда затих последний звук, я входил к Б., спрашивая, здесь ли Тальбот.

– Уехал, – отвечал мне слуга.

– Уехал! – воскликнул я, отпрянув шагов на шесть. – Послушайте, милейший, это совершенно невозможно и немыслимо; мистер Тальбот не уехал. Что вы хотите сказать?

– Только то, сэр, что мистера Тальбота нет дома. Вот и все. Он поехал к С. тотчас после завтрака, сказал, что вернется в город не раньше следующей недели.